Лаура Спинни - Бледный всадник: как «испанка» изменила мир

Кампанию Копленда раз за разом побивали козырной картой патриотизма и приоритета военных нужд над гражданскими, включая здоровье населения. К 12 октября, когда эпидемия как раз выходила на пик, больницы оказались переполнены, и под изоляторы для больных гриппом перепрофилировали сначала хирургические отделения, а затем и гимназии, и первую и единственную в городе ночлежку для бездомных. Однако 12 октября в США празднуется День Колумба, и по этому случаю президент Вильсон провел и принял военный парад: по «авеню Союзников» (так тогда временно окрестили Пятую авеню) в присутствии несметных толп зрителей прошествовало 25 000 военнослужащих.

Нелегко давались Копленду и переговоры с местными бизнесменами. В отличие от глав департаментов здравоохранения других крупных городов США, он не стал закрывать культурно-развлекательные и увеселительные заведения, а лишь ввел для них строгие ограничения (в частности, запретил их посещение детьми). После состоявшейся 20 октября премьеры фильма Чарли Чаплина «На плечо!» (где новобранцу из бродяг снится сон, как он берет в плен самого кайзера) управляющий манхэттенского кинотеатра «Стрэнд» Гарольд Эдел превозносил публику за бесстрашие, с которым они принесли его заведению впечатляющую выручку: «Мы считаем, что картина "На плечо!" получила от народа чудесно высокую оценку хотя бы потому, что людям воистину нужно было взять и собственными руками принести в переполненный зрительный зал свою жизнь, чтобы увидеть ее» [162] L. M. DeBauche, Reel Patriotism: The Movies and World War I (Madison: University of Wisconsin Press, 1997), p. 149. . К сожалению, сам Эдел за неделю до публикации этого интервью умер от испанского гриппа. В пользу Копленда, однако, говорит тот факт, что в Нью-Йорке до уровня настоящего искусства были доведены санитарно-просветительные кампании. Впрочем, настоящую войну туберкулезу там объявили еще за двадцать лет до него и практически отучили жителей отхаркиваться и сплевывать на улицах. Ну а к концу сентября 1918 года весь город был обклеен плакатами и засыпан листовками с советами по предупреждению и лечению гриппа. Незадача состояла лишь в том, что все полезные советы были напечатаны на английском языке, и лишь во второй половине октября, когда худшее было уже позади, бойскаутов срочно отправили в Нижний Ист-Сайд Манхэттена распространять буклеты с рекомендациями на других языках.

Из всех иммигрантских общин Нью-Йорка самой новой, бедной и быстрорастущей была итальянская. В период с 1880 по 1918 год в нью-йоркской гавани высадилось около 4,5 миллиона прибывших из Европы итальянцев, многие из них никуда дальше и не двинулись, а компактно осели в трех «маленьких Италиях», образовавшихся в Нижнем Ист-Сайде Манхэттена, вокруг доков ВМС в Бруклине и на востоке Гарлема. Заняты были итальянцы на самых грязных и тяжелых работах на местных фабриках, стройках, железной дороге и т. п., а селились крайне скученно в неблагоустроенных трущобах, да так и превратили Нью-Йорк во второй после Неаполя город в мире по численности обитающих в нем этнических итальянцев.

Основную их массу составляли contadini (крестьяне) с юга Италии, совершенно не приспособленные к жизни в городских условиях и потому особо подверженные респираторным инфекциям. Эти детали нам известны благодаря тому, что врач-отоларинголог Антонио Стелла, сам будучи выходцем из Италии, натурализовавшимся лишь в 1909 году, был крайне озабочен состоянием здоровья итальянской диаспоры Нью-Йорка. В свободное от осмотра пациентов Итальянской больницы на западе 110-й улицы Манхэттена или их приема в своей консультации он самолично совершал обходы районов компактного обитания итальянцев с целью выявления остро нуждающихся в неотложной помощи. Иногда компанию ему составлял его младший брат, художник Джозеф Стелла [163] Джузеппе «Джозеф» Стелла (1877–1946) прибыл в Нью-Йорк в 1896 г. из Южной Италии учиться на врача подобно старшему брату, но вместо этого поступил в местную Лигу студентов-художников и стал видным представителем футуризма в американской живописи. , делавший натурные зарисовки того, что видит, в том числе и словесные: «Нью-Йорк – необъятная тюрьма, где чахнут и гибнут амбиции Европы» [164] J. Stella, New York, translated by Moyra Byrne (undated). .

Задолго до пандемии Стелла-старший отметил крайне высокую распространенность среди жителей «малых Италий» заболеваний дыхательных путей, в частности туберкулеза легких, а также и тот тревожный факт, что смертность среди этнических итальянцев в Нью-Йорке существенно выше смертности среди иммигрантов из других стран. Его отважные вылазки в печально знаменитый «Легочный квартал» в Нижнем Манхэттене, названный так по причине свирепствовавшего там туберкулеза, развеяли его последние сомнения в том, что проблема гораздо серьезнее, чем это признано официально, и, по сути, замалчивается, поскольку истинная заболеваемость оказалась раз в двадцать выше, чем официально учтенная департаментом здравоохранения. «Шести месяцев жизни на съемной жилплощади там достаточно, чтобы превратиться из крепких крестьянских парней из Калабрии, и жилистых рыбаков с Сицилии, и пышущих здоровьем женщин из Абруццо и Базиликаты в бледную немощь, в доходяг, едва передвигающих ноги по улицам Нью-Йорка», – писал он [165] A. M. Kraut, Silent Travelers: Germs, Genes, and the ‘Immigrant Menace’ (Baltimore: Johns Hopkins University Press, 1995), p. 125. .

Антонио Стеллу остро тревожила еще и перспектива использования болезни для дальнейшей стигматизации и без того маргинальных групп населения и усугубления ксенофобии, о которой в ту пору итальянцы знали отнюдь не понаслышке. Старожилы Нью-Йорка считали «макаронников» людьми нечистоплотными и неряшливыми, разнузданными и похотливыми. Их огульно обвиняли в криминальных наклонностях, алкоголизме, коммунизме и попросту во всех мыслимых и немыслимых социальных грехах. Уважаемому и культурному врачу, посвящавшему свободное время коллекционированию антиквариата и дамасских клинков, личному врачу многих богачей и знаменитостей, включая прославленного тенора Энрико Карузо, было предельно ясно, что лучшая защита от предвзятости – ассимиляция. Принявший его город демонстрировал это последовательно и недвусмысленно. Каждая новая волна иммигрантов ассоциировалась не только с присущими ей расовыми или этническими стереотипами, но и непременно с какими-нибудь якобы завезенными болезнями. В холере 1830-х годов оказались «виноваты» понаехавшие в те годы в Нью-Йорк нищеброды-ирландцы. Ближе к концу XIX столетия туберкулез называли не иначе как «жидовской» или «портновской» болезнью. Ну а когда в 1916 году в городах Восточного побережья разгулялся полиомиелит, то в этом обвинили уже итальянцев. Патронажные сестры брезговали следовать святому итальянскому обычаю целовать преставившихся, из-за чего итальянцы попросту перестали пускать их на порог.