Лаура Спинни - Бледный всадник: как «испанка» изменила мир

Оценка в 450 000 умерших – это примерно 0,2 % от общей численности российского населения того времени. Если так, то выходит, что смертность от гриппа в России была самой низкой в Европе, что выглядит абсурдно для страны в состоянии полной разрухи, объятой Гражданской войной. И рассмотренный нами ранее пример Одессы также наводит на мысль, что в реальности смертность там была выше, причем в разы. Нам известно, что одесситы зачастую страдали сразу несколькими инфекционными заболеваниями одновременно, да и вероятность ошибочной диагностики там была весьма высокой. М. М. Тизенгаузен, патологоанатом прозекторской старой городской больницы, обнаруживал легочное кровотечение, верный признак испанского гриппа, у множества умерших, которым прижизненно этот диагноз не ставился. Тот же Тизенгаузен по совместительству работал и в городском морге – и там находил те же признаки смерти от гриппа у тех, кому ошибочно был поставлен диагноз «холера», а иногда и просто «чума», на которую в те годы можно было списать любую смерть. Зато у тех, кому был правильно поставлен диагноз «испанский грипп», он то и дело обнаруживал и другие инфекционные заболевания из числа самых серьезных – брюшной тиф, дизентерию, туберкулез.

Вячеслав Стефанский, ученик Якова Бардаха, также работавший в старой городской больнице, отметил, что частота летальных исходов среди госпитализированных с гриппом находится на уровне около 8 %, и у его коллеги, практиковавшего в Еврейской больнице, пропорция наблюдалась такая же. Можно ли после этого утверждать, что летальность «испанки» в России была ниже, чем в глобальных масштабах, если в среднем по миру умирало около 2,5 % заболевших этим гриппом? [283] В качестве некоего усредненного показателя летальности испанского гриппа почему-то часто называют цифру 2,5 %. Отметим прямо, что она не соответствует последним данным о числе погибших в результате пандемии ни по версии Паттерсона и Пайла, ни по версии Джонсона и Мюллера. Ведь если испанским гриппом заболело около трети населения планеты, то есть порядка полумиллиарда человек, то при летальности на уровне 2,5 % мы получим «всего» 12,5 млн умерших. Если же взять даже самую консервативную оценку числа жертв в 50 млн человек (по Джонсону-Мюллеру), то летальность испанского гриппа (в среднем по планете) на самом деле находилась на уровне около 10 %.

В 1950-х годах советские эпидемиологи во главе с В. М. Ждановым [284] Виктор Михайлович Жданов (1914–1987) – советский вирусолог и эпидемиолог, замминистра здравоохранения СССР (1955–1960), академик АМН СССР (с 1960 г.), директор Института вирусологии им. Д. И. Ивановского (с 1961 г.), соавтор «Программы глобальной ликвидации оспы» ООН (1958 г.). сообщили, что, по их последним оценкам, в Одессе в октябре 1918 года испанским гриппом заболело 70 000 человек [285] V. M. Zhdanov et al., The Study of Influenza (Reports on Public Health and Medical Subjects, Bethesda: National Institutes of Health, 1958) / В. М. Жданов, В. Д. Соловьев, Ф. Г. Эпштейн. Учение о гриппе. – М.: Медгиз, 1958. . Если принять за данность эту оценку заболеваемости, то при уровне летальности, наблюдавшемся Стефанским и его коллегой в двух одесских больницах, за один только октябрь грипп унес жизни почти шести тысяч одесситов, а это составляло около 1,2 % населения города. Разве может такое быть, чтобы в Одессе смертность от осенней волны «испанки» превышала смертность по России в целом (0,2 % по оценке Паттерсона и Пайла) сразу вшестеро?

При этом сам Жданов считал, что Одесса пострадала от гриппа сильнее других крупных российских городов, так что, если бы все население России проживало в городах, то средневзвешенная смертность была бы даже ниже одесской. Однако Россия тогда была страной не сильно урбанизированной, и доля городских жителей там составляла от силы 10–20 % от общей численности населения. А если грипп так плохо сказался на Одессе, то, вероятно, в сельской местности дела обстояли не лучше, тем более что там на десятки тысяч жителей приходился в лучшем случае один уездный врач, и тот без лекарств под рукой. Впрочем, как мы уже видели, от лекарств проку не было. Само присутствие врачей и – что даже еще важнее – медсестер могло как-то выправлять ситуацию, но именно там и тогда медперсонала не хватало катастрофически. Когда в 1919 году Международный комитет Красного Креста наконец послал на Украину своего эмиссара, французского военврача Эрнеста Ледеррея с инспекцией складывающейся там санитарно-эпидемической ситуации, тот честно доложил, что за минувший год по многим деревням убыль населения от тифа и испанского гриппа составила 10–15 %, а пришедшая следом дизентерия ситуацию только усугубила (доктора вообще заметили, что голодающих испанский грипп добивал самым беспощадным образом). С наступлением зимы земства (кое-где еще сохранившиеся дореволюционные выборные органы местного самоуправления) как-то пытались организовать помощь местному населению, устраивая временные больницы. «Но что такое 50–60 коек, когда в каждом доме лежат больные и немощные, и зачастую не по одному, и всех их нужно бы изолировать, – писал Ледеррей. – Это же капля в море!» [286] Рапорт Э. Лерререя о санитарной ситуации на Украине в 1919 г. – Centre des Archives Diplomatiques de la Courneuve: correspondance politique et commerciale, série Z Europe, URSS (1918–1940). Так что, если принять хотя бы одесский показатель смертности на уровне 1,2 % за средний по стране, то выйдет, что в России испанский грипп унес 2,7 миллиона жизней.

Но главной головоломкой все равно остается Китай, поскольку там даже временны́е рамки эпидемии размыты. В стране, где ни года не обходилось без эпидемий, существуют всевозможные варианты сочетаний этиологии трех волн респираторных инфекций (декабрьской 1917 года и октябрьской и декабрьской 1918 года) – от двух волн легочный чумы с гриппом между ними до трех волн разных штаммов вируса гриппа, причем не исключена и вероятность того, что любая из волн могла быть вызвана и вовсе каким-нибудь неизвестным науке экзотическим возбудителем.

В богатейших США и Великобритании человеческие потери от испанского гриппа составили около 0,5 % от общей численности населения. Методом экстраполяции на Китай показателей смертности, объективно зафиксированных в других беднейших странах, за вычетом Индии, пострадавшей от гриппа беспрецедентно сильно (смертность там была в десятки раз выше, чем в развитых странах), Паттерсон и Пайл получили оценку китайских потерь в диапазоне от 4 до 9,5 млн жизней. Однако они не располагали данными, полученными непосредственно из Китая, поскольку в период междоусобиц там вовсе не велось централизованного сбора данных, а миссионерам, выезжавшим в спасательные экспедиции на места, было не до систематического сбора статистических данных. Единственными частями страны, где велся хоть какой-то статистический учет заболеваемости и смертности, были территории, оккупированные иностранцами, и в 1998 году японский историк эпидемиологии Ватару Иидзима дал собственную оценку смертности по Китаю в целом методом экстраполяции достоверных данных по британскому Гонконгу и японской южной Маньчжурии. Со всяческими оговорками и поправками, по его версии, грипп унес жизни «всего лишь» миллиона китайцев [287] W. Iijima, ‘Spanish influenza in China, 1918–1920: a preliminary probe’, in Phillips and Killingray (eds.), pp. 101–9. .