Лаура Спинни - Бледный всадник: как «испанка» изменила мир

Медленное накопление таких мутаций называется дрейфом, однако вирус гриппа способен и на куда более радикальные трансформации путем сборки новой версии. Это происходит при встрече двух разных вирусов в одной хозяйской клетке, где они обмениваются генами и производят на свет новый штамм вируса, например, с ранее не встречавшимся сочетанием H-N-антигенов. В результате подобного антигенного сдвига (по-научному) или «вирусного секса» (на арго вирусологов) рождается новый вирус, угрожающий человечеству пандемией, поскольку с подобным штаммом иммунная система раньше не сталкивалась, и ей требуется время на мобилизацию ресурсов. Особенно тревожные результаты дают встречи на клеточном уровне двух «родителей» от разных хозяев – скажем, вирусов человеческого и птичьего гриппа, – поскольку «секс» между ними чреват получением обновленной версии опаснейшего для человека старого вируса с совершенно незнакомым иммунной системе новым антигеном. Все пандемии гриппа в XX веке разразились именно из-за обретения вирусом гриппа A нового H-антигена – H1 в 1918 году, H2 в 1957 году и H3 в 1968 году.

После того как иммунная система человека отмобилизуется на борьбу с новым вирусом, ситуация стабилизируется, пандемия заканчивается, а вирус продолжает циркулировать, но уже в щадящей сезонной форме, лишь эпизодически провоцируя вспышки эпидемий в результате дрейфа. Такое состояние эпидемиологического равновесия сохраняется до появления следующей принципиально новой версии вируса гриппа. Но и вирус со старым H-антигеном способен вызвать новую пандемию, если всплывет в популяции, заново обретшей иммунную девственность вследствие смены поколений. Иными словами, периодичность повторения пандемий, гипотетически вызываемых одним и тем же вирусом, грубо говоря, равна средней продолжительности жизни человека. Имеются, в частности, основания полагать, что антиген H3, вызвавший пандемию гонконгского гриппа 1968 года, несет ответственность и за «русский» грипп 1890-х годов, а H1 испанского гриппа образца 1918 года – за так называемый свиной грипп 2009 года («так называемый», потому что болели им все-таки люди, а не свиньи). И новая нейраминидаза (N-антиген) гипотетически способна запустить пандемию (споры на этот счет продолжаются, поскольку на практике подобного пока не наблюдалось). В общей сложности на сегодняшний день вирусологи насчитывают восемнадцать сортов H-антигенов и одиннадцать сортов N-антигенов. Поэтому основная классификация подтипов вируса A в наши дни производится по сочетанию номеров двух поверхностных антигенов, а каждый подтип затем при необходимости подразделяется на штаммы, отличающиеся друг от друга набором внутренних генов. Испанский грипп был вызван вирусом подтипа H1N1, так что французские военврачи как в воду смотрели, когда ставили в 1918 году первым пациентам туманный, но зловеще звучащий диагноз «болезнь № 11», находясь на противоположном от нас берегу океана знаний.

Считавшийся до 2005 года исчезнувшим безвозвратно штамм вируса H1N1, вызвавший пандемию «испанки», был благополучно воскрешен к жизни (если принять сторону тех биологов, что относят вирусы к живой материи) – и заперт за семью замками в режимном хранилище опасных биоматериалов при комплексе федеральных Центров контроля и профилактики заболеваний (CDC) в Атланте, штат Джорджия. Воссоздали его в сугубо научных целях, хотя далеко не все ученые сочли доводы в пользу такого решения убедительными, а его реализацию – мудрым шагом. Часть коллег даже обвиняла вирусологов – реконструкторов возбудителя «испанки» в воспроизводстве и разглашении секрета «самого, вероятно, действенного биологического оружия из числа доселе известных». Поскольку статья с детальным описанием методологии и технологии воссоздания вируса была опубликована в том числе и в Интернете, противники эксперимента утверждали, что «это открывает реальную возможность для его производства учеными-проходимцами» [310] J. van Aken, ‘Is it wise to resurrect a deadly virus?’, Heredity, 2007; 98:1–2. .

Исследователи, реанимировавшие вирус, а проделали это (пока что) две группы, возражали в том духе, что их опыты не только никому не угрожают, но, напротив, призваны дать ответ на критически важные вопросы относительно того, что именно случилось в 1918 году, дабы предотвратить саму возможность повторения подобного в будущем. Поскольку воссозданный вирус «испанки» по-прежнему надежно спрятан в закрытой лаборатории четвертого уровня защиты от утечки биологически опасных веществ и материалов, а никто за ее пределами его не воспроизвел и на человечество не обрушил, зато действительно помог пролить свет на множество вопросов, касающихся пандемии 1918 года, на текущий момент результаты оценки издержек/отдачи от этого проекта вроде бы свидетельствуют в пользу добившихся своего сторонников оживления смертоносного вируса [311] Реконструкции штамма вируса испанского гриппа предшествовал еще и такой интригующий момент: в 1977 г. в мире был обнаружен всплывший после полувекового перерыва вирус серотипа H1N1. Проанализировав его геном, ученые обнаружили, что он все эти десятилетия был «выключен» из эволюции и абсолютно не мутировал, будто застыв в «стоп-кадре». Отсюда возникла гипотеза, едва ли поддающаяся проверке, но весьма правдоподобная, что штамм «перекантовался» полвека в замороженной пробе ткани времен «испанки» в какой-то лаборатории, а затем по недосмотру был оттуда выпущен на волю. .

К 1990-м годам все еще оставалось множество открытых вопросов по поводу пандемии испанского гриппа. Более диковинной и страшной пандемии гриппа не только на памяти человечества не случалось, но и в летописях зафиксировано не было. Прежде всего, она была беспрецедентной по доле летальных исходов. Хотя, вроде бы основная масса заболевших отделывалась типичными симптомами сезонного гриппа, гибло в итоге не менее 2,5 % из них при типичном показателе летальности гриппа не выше 0,1 % (то есть по летальности «испанка» опережала другие пандемии гриппа в десятки раз). Будучи тяжелым и коварным сам по себе, испанский грипп бы сопряжен еще и с повышенным риском осложнения пневмонией, которая, собственно, чаще всего и становилась конечной причиной летального исхода. И кривая смертности во время той пандемии была «трехгорбой», а не «одногорбой», как при обычном гриппе, и взрослые в возрасте 20–40 лет почему-то оказались в числе наиболее уязвимых категорий населения наряду со стариками и малыми детьми. При этом три волны той пандемии представали настолько отличными одна от другой (первую часто принимали за обычный сезонный грипп, вторую – за легочную чуму, а на третью после свирепейшей второй и вовсе особого внимания не обращали, хотя она была потяжелее первой), что люди сильно сомневались, что это одно и то же заболевание. При этом у предыдущих пандемий обычно уходило три года на то, чтобы обойти весь земной шар, а этой хватило и двух с половиной лет, чтобы его вконец заездить. Ну и наконец было совершенно неясно, откуда она пошла гулять по миру – то ли из Франции, то ли из Китая, то ли из США, – сплошные догадки.