Лаура Спинни - Бледный всадник: как «испанка» изменила мир

Некое подобие единодушия имелось лишь относительно зоонозного происхождения гриппа. Вирус испанского гриппа предположительно передался людям от птиц. Дикие водоплавающие считались естественным резервуаром гриппа A с 1970-х годов, когда американский ветеринар-вирусолог Ричард Слемонс обнаружил вирус у диких уток [312] R. D. Slemons et al., ‘Type-A influenza viruses isolated from wild free-flying ducks in California’, Avian Diseases, 1974; 18:119–24. . Его открытие побудило ученых обследовать популяции водоплавающих пернатых, и теперь мы знаем, что они наводнены разнообразнейшими вирусами гриппа, причем обитает вирус у них не в дыхательных путях, как у человека, а в пищеварительном тракте, и переносят они его, как правило, бессимптомно. С птичьим пометом вирус попадает в стоячую пресную воду среды обитания, оттуда передается другим популяциям птиц, а в результате такого массового перекрестного заражения в птичьих организмах регулярно встречаются самые разнообразные сочетания штаммов вируса гриппа, которые обмениваются генами и антигенами и плодят новые штаммы. Самыми эффективными инкубаторами гриппа являются дикие утки. Вскоре после открытия Слемонса французский вирусолог Клод Аннун обследовал популяции пяти видов перелетных уток, встречающихся в эстуарии Соммы, и обнаружил, что среди них гуляет около сотни штаммов вируса гриппа. У многих особей было найдено по нескольку штаммов, а у некоторых и ранее неизвестные науке гибридные подтипы. Образно говоря, Аннун поймал грипп за руку на месте преступного эволюционирования [313] C. Hannoun and J. M. Devaux, ‘Circulation of influenza viruses in the bay of the Somme River’, Comparative Immunology, Microbiology & Infectious Diseases, 1980; 3:177–83. .

В 1990-х годах, однако, никто даже не подозревал, что птичий грипп может передаваться человеку, не говоря уже об исходящей от водоплавающих угрозе пандемий. Рецепторы клеток слизистой оболочки дыхательных путей человека слишком сильно отличаются от рецепторов утиного кишечника, а потому возобладала идея, что грипп передается от птиц человеку через промежуточного хозяина, где вирус приспосабливается к рецепторам переходного типа. Кастинг на роль промежуточного хозяина успешно прошли свиньи, поскольку рецепторы клеток их дыхательных путей восприимчивы как к птичьему, так и к человеческому гриппу, что делает свиной организм идеальной «лабораторной» средой для генерирования природой новых штаммов гриппа, представляющих инфекционную угрозу для человечества.

Следуя этой логике, Джон Оксфорд, будучи автором гипотезы о французском происхождении испанского гриппа, сразу же обратил внимание на то, что от Этапля до эстуария Соммы всего-то пятьдесят километров, устьевый залив этот служит перевалочной базой на пути из Арктики в Африку для перелетных водоплавающих птиц многих видов, а при лагере в Этапле имелась собственная подсобная свиноферма. Заготовители провианта закупали живую домашнюю птицу, включая уток, для нужд лагеря по окрестным деревням, и часть домашних уток вполне могла заразиться от диких перелетных сородичей, плавая вперемешку с ними в заливе. (Просто для сравнения: от сельского округа Хаскелл в Канзасе, гипотетической родины пандемии на территории США, до ближайших водно-болотных угодий 200 км, от Тайюаня, столицы Шаньси, – и вовсе 500 км, и находятся они в другой провинции.) Лишь в 1997 году вирусологи всего мира переполошились, когда из Гонконга сообщили о смерти мальчика от гриппа подтипа H5N1, который считался чисто птичьим и не передающимся человеку. Пришлось задаться вопросом: а не могло ли подобного случится и в 1918 году?

К 1990-м годам ученые уже научились секвенировать геномы, и это позволяло надеяться на разгадку тайны испанского гриппа. Геном представляет собою последовательность из тысяч органических молекул – так называемых нуклеотидов. Если бы удалось точно определить их последовательности в каждом из восьми «генов» (сегментов РНК) вируса испанского гриппа и сравнить и[с последовательностями нуклеотидов в генах вирусов гриппа других штаммов, можно было бы рассчитывать на выявление причин беспрецедентности той пандемии. К сожалению, к девяностым годам от испанского гриппа остались одни воспоминания, так что первейшей и труднейшей задачей было раздобыть где-то образец того вируса. То есть требовалось отыскать чудом сохранившуюся где-то пробу легочной ткани больного, пролежавшую в целости и сохранности восемьдесят лет, да еще и вместе с сопроводительными документами. Гонка стартовала, и патологи всего мира бросились обшаривать все уголки планеты в поисках неуловимого микроорганизма.

Первые проблески надежды на успех появились в 1996 году, когда биолог Энн Рейд и патолог Джеффри Таубенбергер [314] Джеффри Таубенбергер (р. 1961) – американский патолог и вирусолог родом из Германии, глава секции вирусного патогенеза и эволюции Лаборатории инфекционных заболеваний Национального института аллергии и инфекционных заболеваний США. нашли искомое, как это часто бывает, чуть ли не на самом виду, а именно – у себя на работе, в Институте патологии Вооруженных сил США (AFIP) в Вашингтоне. Фрагмент легочной ткани рядового Роско Вона, 21 года, умершего от гриппа в военном лагере в Южной Каролине в сентябре 1918 года. К сожалению, перед заливанием парафином этот образец ткани для «сохранности» обработали формальдегидом, сильно повредившим РНК вируса, и ученым удалось секвенировать лишь отдельные фрагменты. Позже они отыщут у себя в AFIP еще один образец подобного рода, а в 1997 году они сразу же опубликовали результаты с первыми, частичными последовательностями нуклеотидов вируса, и их статья попалась в Сан-Франциско на глаза врачу по имени Йохан Халтин [315] Йохан Халтин (р. 1925) – американский микробиолог и вирусолог, а также разработчик систем безопасности автомобилей, путешественник и скалолаз шведского происхождения. .

Испанским гриппом семидесятидвухлетний Халтин заинтересовался очень давно. Еще в 1951 году, будучи любознательным студентом-микробиологом, он поставил себе жизненной целью отыскать этот вирус. Он знал, что на Аляске есть массовые захоронения жертв того гриппа, и посчитал, что вечная мерзлота – лучший холодильник, и в промерзших насквозь останках аляскинцев ему удастся отыскать сохранившиеся ткани с вирусом. Он организовал экспедицию в поселок Бревиг-Мишен на полуострове Сьюард (в 800 километрах к северу от Диллингхема), лишившийся в 1918 году 85 % населения всего за пять дней, и договорился с поселковым советом о выдаче ему разрешения на эксгумацию останков из братской могилы жертв гриппа. Отыскав среди них сохранившиеся образцы легочной ткани, Халтин вернулся с ними в лабораторию. Но было это в далеком 1951 году. О существовании вирусов ученые знали, в электронные микроскопы их видели, в яйцах выращивали, а вот извлекать эти хрупкие органические микрочастицы, да еще и из значительно разложившихся тканей не умели. А ткани оказались сильно подпорчены, поскольку «вечная мерзлота» – название обманчивое, и привезенные Халтином легочные ткани, как выяснилось, неоднократно подвергались оттаиванию и повторной заморозке, – и он отложил проект на будущее.