Оливье Гез - Исчезновение Йозефа Менгеле

Вернувшуюся чету Менгеле встречает кипа пришедшей почты. Среди счетов и рекламных буклетов – письмо от отца и вызов в полицию: Менгеле должен был еще три дня назад явиться в комиссариат района Оливос. Он говорит по телефону со своим адвокатом, когда в дверь настойчиво звонит сосед, вид у него встревоженный. Полиция уже приходила и вчера, и позавчера. И еще вернется. Менгеле даже не успевает распаковать багаж, как два пышнотелых сержанта надевают на него наручники и запихивают в полицейский фургон, который тут же отъезжает, завывая сиреной.

Офицер бросает ему в лицо вчерашние газеты. «Мясники из Буэнос-Айреса», «Доктора Смерть», – гласят два заголовка консервативных изданий; «Убийца носит белые сабо», – завлекает один из выпусков журнала «Детектив». За несколько прошедших дней от последствий аборта скончалась дочь какого-то крупного промышленника – скандал, ей не исполнилось еще даже пятнадцати. Арестованный по подозрению в этом врач выдал коллег полиции, а та выследила всю тайную цепочку. Облава приобретает исторические масштабы, и встревоженная Аргентина радуется: сейчас полетят головы. «Он выдал нам имя некоего Грегора, и это вы, Йозеф Менгеле, – кипятится офицер. – Вы вляпались в гнусную передрягу: незаконная медицинская практика, тайные аборты, это наносит ущерб моральным основам нации, которая великодушно согласилась вас приютить». Менгеле стоит рядом с адвокатом и покусывает усы, сперва отрицает все, потом спохватывается. «Это было так давно, всего-то чтобы подработать, только две-три операции, и те прошли превосходно… Я строго осуждаю свое поведение и не имею намерений возобновить это занятие. И тогда, господин офицер, почему бы нам не сговориться и не похоронить это мерзкое дело?»

Офицер протирает глаза, Менгеле заключают под стражу. Сверхчеловек в агонии. В камере воняет мочой, матрас кишит вшами; баланда, которую ему утром, днем и вечером приносят охранники, насквозь протухла. На третий день офицер вызывает его: «Сколько?» Менгеле удваивает, а потом утраивает первоначально названную взятку – несколько сотен долларов: на это можно в Буэнос-Айресе прожить припеваючи несколько месяцев.

Угодивший под надзор юстиции Грегор выходит под косым взглядом полицейского, убирающего его досье в свои личные архивы. Он изнурен, встревожен, положение отчаянное. Когда Марта бросается обнять его, она кажется взволнованнее обычного. Она протягивает ему телеграмму от Зедльмайера, полученную накануне: «В начале августа один журналист в Ульме подал на тебя в суд».

За несколько месяцев до этого дня Эрнст Шнабель выпустил бестселлер под названием «По следам Анны Франк». Он расследовал обстоятельства ее гибели в Берген-Бельзене и сожалел о том, что многие эсэсовцы исчезли, словно их и не было в природе. «К примеру, никто не знает, что сталось с доктором Менгеле, врачом и специалистом по селекции в Освенциме, умер ли он или где-то живет и здравствует». Множество провинциальных ежедневных газет напечатали отрывки из книги, в том числе и «Ульмер Нахрихтен». Ульм всего в тридцати шести километрах от Гюнцбурга. В начале лета 1958-го в редакцию газеты приходит анонимка: «Старик Менгеле рассказывал своей бывшей гувернантке, что его сын, работавший врачом в СС, живет в Южной Америке… Вдова его другого сына отправилась туда к нему». Главный редактор пересылает письмо Шнабелю, а тот – прокурору Ульма. В прошлом году тот уже осудил на длительное тюремное заключение девятерых участников айнзацгруппы А [19] Айнзацгруппы полиции безопасности и СД – военизированные эскадроны смерти нацистской Германии, осуществлявшие массовые убийства гражданских лиц на оккупированных ею территориях стран Европы и СССР. Играли ведущую роль в «окончательном решении еврейского вопроса». , свирепствовавших в Литве.

Иск зарегистрирован, судья направил запрос в полицию Гюнцбурга, и та поспешно предупредила клан Менгеле.

Менгеле с яростью отпихивает Марту и швыряет об стенку тарелки, расставленные на столе к обеду. Выпучив побагровевшие глаза, он вопит как безумец, воет взбесившимся волком, как орал в Освенциме, увидев на перроне пару близнецов, Марта не узнает его, боится подойти ближе, а он швыряет приборы, бокалы, подсвечник, все, что попадается под руку, потом вприпрыжку несется в спальню, засовывает в спортивную сумку какие-то вещи, кипы банкнот, свой паспорт, прыгает в машину и газует с места, уносясь как вихрь и не удостоив ее даже взгляда. Впору волосы на себе рвать – как же он был наивен, как самонадеян. Круглый идиот, дурак безмозглый, насмехался над Эйхманом, который живет под чужим именем, а сам занесен в реестры под своим собственным! Теперь его может затравить даже младенец! В пути Менгеле едва не задавил нескольких пеонов – он летит со скоростью ракеты, прямо на север, к Парагваю, уйти в тень в Парагвае, ему так нужно успокоиться, если немного повезет, в конце концов все уладится, аборты, подавший в суд журналистишка, ничего, его семья влиятельна, все можно купить за деньги, достаточно сговориться о цене, и пока еще никто не выдавал ордера на его арест.

Менгеле находит временное пристанище в Асунсьоне. Его принимают фон Экштейн и Юнг; приходят навестить Зедльмайер и Алоис. Большой Карл устал, и теперь бразды правления мультинациональной фратрии – в руках у младшенького, любимчика. Троица долго совещается и просит совета у Руделя. Летчик, ныне доверенное лицо Стресснера и привилегированный посредник парагвайской армии, которой он поставляет оружие, успокаивает беглеца: Парагвай под Стресснером – то же, что Аргентина Перона: опасаться тут нечего, и можно купить землю, страна хоть и коррумпированная и безалаберная, зато стабильная, и никто не станет докучать ему. Бледный Менгеле скрежещет зубами: «Только не сейчас!» В Буэнос-Айресе он начал жить заново: роскошный дом, успешная фармацевтическая лаборатория. Алоис и Зедльмайер ободряют его: торопиться не надо, каждый год в суды поступают тысячи исков, и большинству не дают ходу, а пока он в Парагвае, они доверят ему новую миссию – продавать гидронатор сельскохозяйственных удобрений, наделавший шуму в Европе.

И снова вокруг Менгеле только грубое мужичье, ухабистые дороги, невыносимая жара Чако. Но сердце у него не на месте. Его терзает смутная тревога, черные предчувствия, его жизнь снова грозит рухнуть, и за рулем он вспоминает о картине из мюнхенской Пинакотеки, так ужасавшей его в детстве: Иона во чреве кита, пророк, мгновенно проглоченный морским чудовищем. Приятели говорят, что он изменился, преждевременно постарел. Вызывавший восхищение элегантный интеллектуал превратился в молчаливого и раздражительного субъекта. Однажды после обеда он обругал сына Юнга, с которым повторял школьный урок по биологии. На вечеринках, которые его друзья устраивают у бассейна, он лишь надкусывает угощения, одиноко стоя в уголке, смурной, взвинченный. Когда фон Экштейн пытается заговорить с ним, Менгеле отделывается нервной ухмылкой. Ему становится спокойней лишь с четой Хаасе, с Мартой и Карлом-Хайнцем – они в эти последние месяцы 1958-го регулярно его навещают. Племянник становится мальчиком любезным, воспитанным и рассудительным, достойным гравюры Дюрера, которую Менгеле получил на свое сорокалетие. Они всей семьей отмечают Рождество и Новый год у Юнгов. Нацисты пьянствуют, пусть 1959 год будет для всех полной чашей; Менгеле, чтоб не сглазить, стучит по дереву.