Бернард Корнуэлл - Тигр стрелка Шарпа. Триумф стрелка Шарпа. Крепость стрелка Шарпа

— Пренеприятная деревушка! — заметил Уэлсли.

— Так точно, сэр! — согласился Кэмпбелл.

— Это, должно быть, и есть Ассайе. Как думаете, капитан, поделимся с ней славой?

— Обязательно, сэр.

— Только бы не славой неудачников, — сухо рассмеялся генерал.

Шарп понял, что речь идет о поселке, лежащем к северу от новой оборонительной линии противника. Как и все деревни в этой части Индии, Ассайе была окружена глиняной стеной, которую составляли примыкающие друг к другу соседние дома. Высота их могла достигать пяти-шести футов, и, хотя такое укрепление обычно рассыпалось после нескольких пушечных выстрелов, для пехоты оно представляло внушительное препятствие. На крышах стояли солдаты, а многочисленные амбразуры с выглядывающими из них разнокалиберными жерлами орудий придавали поселку сходство с ощетинившимся ежом.

— Да, местечко малоприятное, — повторил генерал. — Лучше нам туда не соваться. Я вижу, Шарп, там и ваши приятели.

— Мои приятели, сэр? — растерялся сержант.

— Да, в белых мундирах.

Действительно, полк Додда занял позицию к югу от Ассайе. Кобры по-прежнему стояли на левом фланге боевых порядков, только теперь армия Полмана растянулась к югу от укрепившейся деревни до берега Кайтны. Пехота уже завершила маневр, последние орудия тоже занимали свои места. Шарпу вспомнилось предупреждение Севаджи, сказавшего, что Уэлсли либо придется отступить к переправе, либо предпринять лобовую атаку.

— Думаю, сегодня мы должны доказать, что едим хлеб не даром, — сказал, не обращаясь ни к кому в отдельности, генерал. — Как по-вашему, Кэмпбелл, каково расстояние между орудиями и пехотой?

— Ярдов сто, сэр? — предположил шотландец, посмотрев в подзорную трубу.

— Думаю, больше. Около ста пятидесяти.

На улице, идущей от восточной стены, появились кавалеристы.

— Надеются, что мы клюнем на их приманку и попытаемся захватить артиллерию, — рассуждал Уэлсли. — Пойдем в лобовую, а когда доберемся до пушек, они двинут вперед пехоту. Рассчитывают угостить нас двойной порцией! Пушками и мушкетами!

Выехав из деревни, кавалеристы добрались до леска и исчезли в глубоком овраге, выходившем к холму, с которого Уэлсли обозревал неприятеля. Стайка поднявшихся в воздух потревоженных птиц указала, что отряд приближается.

— Всадники, сэр, — предупредил Шарп.

— Где?

Шарп показал на овраг:

— Их там полным-полно, сэр. Не меньше сотни. Выехали только что из деревни. Вы их сейчас не видите, но они приближаются.

Спорить генерал не стал.

— Понятно, рассчитывают взять нас тепленькими. — Он покачал головой. — Наблюдайте за ними, Шарп. У меня нет ни малейшего желания следить за сражением из палатки Скиндия.

Уэлсли снова повернулся к боевым порядкам Полмана. Последними заняли позиции два громадных восемнадцатифунтовых осадных орудия, из которых неприятель еще недавно вел огонь по переправе. Теперь эти чудовища стояли перед Кобрами Додда. Доставивших их к месту слонов выпрягли и уводили за деревню.

— Сколько у них пушек? — спросил генерал.

— Восемьдесят две, сэр, не считая тех, что в деревне, — мгновенно ответил шотландец.

— И там, я думаю, около двадцати. Мы определенно отработаем свое жалованье! Линия получилась длиннее, чем я ожидал. Придется и нам растянуться. — Все это Уэлсли говорил не столько Кэмпбеллу, сколько себе самому. — А пехоту вы посчитали?

— Тысяч пятнадцать в строю, сэр.

— И примерно столько же в деревне. — Генерал сложил трубу. — Не беря в расчет кавалерию. Да, вся проблема в этих пятнадцати тысячах. Разобьем их, разобьем всех. — Он записал что-то в маленькую черную книжечку и еще раз взглянул на выстроившуюся под пестрыми знаменами неприятельскую пехоту. — Себя они показали. Впечатляющий спектакль. Но так ли хорошо они дерутся? Вот в чем суть. Будут ли они драться?

— Сэр! — воскликнул Шарп, вытягивая руку в сторону оврага, из которого только что показались первые всадники.

Обнаженные клинки тулваров и пик блеснули на солнце. Было до них не более двухсот шагов, и расстояние это быстро сокращалось.

— Назад тем же путем! — скомандовал генерал. — И поживее.

Второй раз за день Шарпу пришлось уходить от погони, но в первый под ним была низкорослая местная лошаденка, а теперь он скакал на коне самого генерала, и разница ощущалась как ночь и день. Маратхи шли на полном галопе, Уэлсли и его спутники на легком, но при этом дистанция между преследователями и преследуемыми не только не сокращалась, но и увеличивалась. Минуты через две Шарп рискнул оглянуться и с облегчением понял, что маратхи отстают. Вот почему, подумал он, офицеры готовы платить за английских и ирландских лошадей сумасшедшие деньги.

Они проскочили долину, взлетели по склону, и сержант увидел, что британская пехота, уйдя в сторону от дороги, выстраивается в атакующую линию вдоль идущего параллельно дороге невысокого хребта. По сравнению с неприятельской армией, чьи позиции находились всего лишь в миле к западу, британский строй выглядел угнетающе малочисленным, а артиллерия, представленная преимущественно легкими пушками и лишь одной батареей из четырнадцати более крупных орудий, едва ли не игрушечной. Пятнадцати тысячам вражеского войска Уэлсли мог противопоставить лишь пять тысяч своей пехоты. И тем не менее столь неравное соотношение сил нисколько, похоже, не беспокоило генерала. Что касается Шарпа, то он просто не понимал, за счет чего может быть достигнута победа. Нет, он даже не представлял, как можно начинать сражение при таком подавляющем перевесе одной из сторон. Однако стоило сомнениям открыть дорогу страху, как одного взгляда на преисполненного непоколебимой уверенностью Уэлсли оказывалось достаточно, чтобы успокоить тревожно заколотившееся сердце.

Сначала генерал направился на левый фланг, где стоял 78-й шотландский батальон.

— Вы сейчас выступаете, Харнесс, — сказал он полковнику. — По прямой! Штыки, полагаю, не помешают. Предупредите стрелков, что там может быть кавалерия, хотя я и сомневаюсь, что она будет вас ждать.

Харнесс как будто и не слышал командующего. Он восседал на крупном вороном коне, в черной медвежьей шапке и с тяжеленным палашом, выглядевшим так, словно враги Шотландии страдали от него все последнее столетие.

— Сегодня воскресенье, день отдохновения, — заговорил наконец горец, глядя мимо генерала. — Помни день субботний, дабы святить его. Шесть дней работай и делай всякие дела твои, а день седьмой — суббота Господу Богу твоему: не делай в оный день никакого дела. — Полковник сурово посмотрел на Уэлсли. — Уверены, что драться надо именно сегодня?

— Уверен, полковник, — спокойно ответил генерал.