Бернард Корнуэлл - Тигр стрелка Шарпа. Триумф стрелка Шарпа. Крепость стрелка Шарпа

— Для измены может быть веская причина, сэр, — возразил Шарп.

— И какая же причина у вас?

Вместо ответа Шарп повернулся к полковнику спиной, чтобы тот увидел пятна крови:

— Как по-вашему, сэр, эта причина веская?

Полковник поежился:

— Не понимаю, как могут британцы столь жестоко поступать со своими солдатами. Варварство. — Он раздраженно отмахнулся от жужжащих у лица мух. — Чистейшее варварство.

— Разве во французской армии солдат не порют?

— Конечно нет, — с оттенком высокомерия ответил Гуден и, коснувшись плеча британца, еще раз повернул его спиной к себе. — Когда это с вами случилось?

— Пару дней назад, сэр.

— Вы меняли повязки?

— Никак нет, сэр. Только смачивали.

— Нужно что-то сделать, иначе вы и недели не протянете. — Полковник обернулся к сержанту, что-то сказал ему, и тот, кивнув, поспешил прочь со двора. Гуден снова посмотрел на Шарпа. — И чем вы заслужили такое наказание, рядовой?

— Ничем, сэр.

— А кроме того? — устало, как человек, слышавший все мыслимые и немыслимые причины, спросил француз.

— Ударил сержанта, сэр.

— А вы? — Полковник взглянул на Лоуфорда. — Вы почему сбежали?

— Меня тоже собирались выпороть, сэр. — Ложь давалась лейтенанту трудно, он нервничал, и Гуден почувствовал эту нервозность.

— И тоже ни за что?

— За кражу часов, сэр. — Лоуфорд покраснел. — Я их действительно украл. — Он говорил так, как привык, не пытаясь скрыть выдающий образование акцент. Другое дело, достаточно ли полковник знал английский, чтобы различать нюансы.

— Как, вы сказали, ваше имя? — спросил француз, явно заинтересовавшийся вторым дезертиром.

— Лоуфорд, сэр.

Гуден внимательно посмотрел на него. Наблюдая за высоким, сухощавым французом с мрачным, усталым лицом и проницательными добрыми глазами, Шарп пришел к выводу, что перед ним джентльмен, настоящий офицер. Такой же, как Лоуфорд, и, может быть, вся проблема как раз в этом. Казалось, Гуден видел лейтенанта насквозь.

— На мой взгляд, вы не очень-то похожи на типичного британского солдата, — словно откликаясь на страхи Шарпа, заметил полковник. — У нас, во Франции, каждый человек обязан служить своей стране, но в Британии, если не ошибаюсь, армию составляют из уличного сброда, не так ли? Отбросов общества?

— Вроде меня, — вставил Шарп.

— Молчать. Я не к вам обращаюсь, — с неожиданной резкостью оборвал его Гуден и, взяв Лоуфорда за руку, молча осмотрел мягкие, без малейших признаков мозолей, пальцы. — Как же это вы попали в армию?

— Отец объявил себя банкротом и попал в долговую тюрьму, — ответил лейтенант, вступая на опасную дорожку лжи.

— Но сыну банкрота ничто не мешает найти себе достойное занятие, не правда ли? Занятие куда более достойное, чем служба в британской армии. Или я не прав?

— Я напился, сэр, — тихо, с несчастным видом ответил лейтенант. — И попался вербовщику. — Явное смущение непривычного ко лжи Лоуфорда француз интерпретировал на свой лад. — Дело было в пабе, сэр, в Шеффилде. «Рыбка в котле». На Понд-лейн, сэр. В рыночный день. — Он прикусил язык, поняв вдруг, что понятия не имеет, какой день недели рыночный.

— В Шеффилде? Это там, где много заводов? И где делают — как это? — да, столовую посуду! Но вы и на рабочего не походите.

— Я был в учениках у стряпчего, сэр. — Лоуфорд безнадежно покраснел. Он перепутал название паба и, хотя француз вряд ли бывал в Шеффилде, а потому не мог уличить его во лжи, не сомневался, что Гуден просто смеется над ним.

— Кем вы служили в армии?

— Ротным писарем, сэр.

Француз улыбнулся:

— Я не вижу на ваших бриджах ни единого чернильного пятнышка. Наши писари без этого не обходятся.

В какой-то момент Шарп испугался, что Лоуфорд не выдержит, откажется от притворства и выложит французу все начистоту, но лейтенанта вдруг посетило озарение.

— Я, когда пишу, надеваю передник, сэр. У нас за грязную форму строгое наказание.

Гуден рассмеялся. По правде говоря, он ни на секунду не усомнился в правдивости Лоуфорда, объяснив его смущение стыдом за отцовское банкротство. Французу было даже жаль высокого, светловолосого, утонченного молодого англичанина, попавшего в армию явно по несчастному стечению обстоятельств.

— Значит, вы писарь, да? Наверное, приходилось иметь дело с документами?

— Так точно, сэр.

— Тогда вы должны знать, сколько пушек у идущей сюда британской армии? Сколько снарядов?

Лейтенант оцепенел от ужаса. Несколько секунд он пребывал в полупарализованном состоянии, потом пробормотал, что никогда не видел такого рода бумаг.

— Я ведь занимался только ротными документами, сэр. Списками на довольствие, расписанием караулов и все такое.

— До черта, — вмешался Шарп. — Прошу прощения, сэр. Тысячи.

— Тысячи чего?

— Волов, сэр. По шесть скотин на орудие, а есть такие, что и по восемь. А уж ядер и не сосчитать, сэр. Тысячи.

— Сколько тысяч? Две? Три?

— Больше, сэр, намного больше. Такого стада я еще в жизни не видел. Даже когда шотландцы гнали коров в Лондон.

Гуден пожал плечами. Он сильно сомневался, что эти двое могут сообщить что-то полезное, что-то такое, чего еще не разузнали разведчики Типу, но в отношении дезертиров существовал установленный порядок, которого следовало придерживаться. Отмахнувшись от мух, полковник сообщил дезертирам то, что они, наверно, надеялись услышать:

— Его величество султан Типу решит вашу судьбу, и если проявит милосердие, то примет на службу в свое войско. Полагаю, вы согласны?

— Так точно, сэр, — бодро подтвердил Шарп. — За этим и пришли, сэр.

— Хорошо. Возможно, Типу пожелает включить вас в один из своих кушунов. Этим словом у них обозначается полк. Солдаты у султана отличные, все прекрасно обучены, так что вас примут с удовольствием, но есть одно небольшое затруднение. Вам обоим предстоит пройти обряд обрезания.

Лоуфорд побледнел, а Шарп лишь пожал плечами:

— А что тут плохого, сэр?

— Вы знаете, рядовой, что такое обрезание?

— Нет, сэр. Наверно, что-то вроде присяги?

Гуден улыбнулся:

— Не совсем, Шарп. Типу — мусульманин, и, когда иностранцы вступают в его армию, он требует от них принятия его религии. А это означает, что мусульманский священнослужитель обрежет каждому из вас крайнюю плоть. Дело быстрое, все равно что срезать верхушку сваренного всмятку яйца.

— Крайнюю плоть? — недоверчиво переспросил Шарп. — Это как? Оттяпать мне конец?

— Только кусочек кожи. И вся операция займет считаные секунды, — успокоил его Гуден. — Хотя иногда кровотечение продолжается достаточно долго, и тогда вы… как бы это выразиться… — Он взглянул на Мэри и снова посмотрел на Шарпа. — Тогда сварить яйцо вкрутую уже не получится неделю, а то и больше.