Владимир Видеманн - Запрещенный Союз. Хиппи, мистики, диссиденты

— Ну и что же, Дмитрий, представляет собой Таджикистан?

— Рай!

И я узнал, что «тадж» означает «белый» или «благородный», что Бухара и Самарканд — таджикские города и что вообще Таджикистан входит в персидский культурный ареал, а Тадж-Махал — пример таджикского искусства в Индии. Жизнь в этом раю, по словам Рыжего, протекала примерно так:

— Утром встаешь, делаешь косяк и ложишься в гамак. Вокруг птицы поют, горная панорама — дух захватывает, девушки в шелковых платьях чай носят, фрукты, плов… Так и тащишься до вечера!..

— Что нужно брать с собой?

— Ничего!..

Понятно, что после такой информации не ехать в Азию было просто невозможно. В принципе, я так и прикидывал: брать с собой ничего не нужно. За несколько дней до отъезда встретил на улице знакомого системщика, который только что вернулся из Средней Азии и версию о том, что «ничего не нужно», что там тепло и классно, полностью подтвердил. С другой стороны, его рассказ оправдал и мои латентные опасения по поводу излишней строгости азиатского этикета в отношении целого ряда специальных вопросов.

Например, выяснилось, что нашего общего приятеля Рейна Мичурина в Ташкенте на базаре замела милиция и отправила в дурдом. Теперь его мама должна была срочно ехать туда, чтобы получить чадо на руки. Самоходом врачи пускать парня, видимо, не решались. Поводом, по которому молодца повинтили, оказался его неадекватный кришнаитский аутлук — лысый, в бусах, со звякающими караталами (индийская перкуссия) в руках, да еще что-то там проповедующий… Можно себе представить! Мичурин, видимо, решил проявить инициативу в рамках только складывавшейся тогда кришнаитской тусовки и поехал в этих целях на мусульманский Восток добровольным апостолом миссии Свами Прабхупады.

Но поскольку мы в Азию ехали всего лишь «за туманом и за запахом травы», то риск быть повинченным из-за несоответствия культурным нормам местного населения можно было особо в расчет не принимать. И вот наконец настал тот замечательный солнечный летний день, когда я налегке сел в поезд Таллин — Москва — Душанбе и магическое волшебное путешествие началось.

Вообще-то, ехал я не совсем в никуда. За месяц до этого в Душанбе из Таллина отправились Эдик Малыш и Родригес. У Эдикова брата-медика был там какой-то знакомый по университету, тоже медик. Звали его Коля, и мы с Эдиком договорились, что как-нибудь сконтачимся через него.

Пространства, пересекаемые составом по пути в припамирский рай, полны космогонического символизма и соответствуют магическим климатам древнего натурфилософского учения исмаилитов. Мой трансконтинентальный тур начинался у финских скал Балтийского побережья, у крайней границы атлантических вод, из которых встает гигантский скалистый утес рыцарского запретного города — исторического ядра Ревеля-Таллина. Пространство между бухтами Финского залива и Валдайской возвышенностью представляет собой типично прибалтийский ландшафт — хвойный лес с выходом на белые ливонские пляжи. Далее идет более светлая, сухая и теплая полоса лиственных лесов с русскими березами и бесконечными голубыми наличниками. Этот классический шишкинско-тургеневский пейзаж заканчивается тамбовскими лесами, за которыми открываются приволжские степи — бескрайние пространства с низкорослой растительностью, переходящие в засушливую казахстанскую целину.

Единственные объекты, бросающиеся в глаза на протяжении полутора суток, в течение которых поезд пересекает Казахстан, — это гигантские кладбища. Форма и размеры многочисленных мавзолеев заставляют новичка принимать поначалу все видимое за реальные города: купола с изящными полумесяцами, зубчатые стены, мощные порталы с куфической вязью и каменными чалмами, почти древнеегипетские города мертвых в затерянных пространствах континентальной Евразии… И, как в Африке, — верблюды! Впервые верблюда за пределами зоопарка я увидел именно здесь, в Казахстане. В Приаралье в те времена местные жители еще продавали пассажирам транзитных поездов свежую рыбу. Странно было видеть, как в ночи из полупустыни к поезду выходят, подобные аидовым теням, рыбари с отменным уловом.

Казахские степи постепенно превращаются в туркменские Черные пески — Каракумы. Когда поезд вошел в область этих песков, стало чудовищно жарко. Все окна нашего плацкартного вагона были задраены, и солнце палило сквозь стекла нещадно. Воды в баке не было — всю выпили! Некто вез несколько ящиков с живыми кроликами. Животные от жары и жажды загнулись с почему-то вспученными животами. Кто-то сказал, что травы якобы не той хозяин накануне нарвал: «Не в коня корм!» После случая с кроликами с одним из пассажиров случилась истерика. Видимо, увидев во вздутых тушках недобрый знак, он бросился выбивать закрытое на ключ окно. Другие стали ему помогать. Как только стекло было ликвидировано, в вагон ворвался удушающий огненный вихрь пустыни, так как воздух снаружи оказался значительно горячее, чем внутри. В итоге стало еще хуже, но зато выбросили из вагона дохлых кроликов. Все страшно дурели от зноя, но постепенно забылись. Оставалось мучиться всего одну ночь. Земля обетованная приближалась.

Проснувшись наутро, я с удивлением увидел за окном сельскую жизнь Средней Азии: бесчисленные глиняные заборы-дувалы, зелень во дворах, высокие конусы деревьев, широкие поля, сельхозтехника, дехкане [133] От перс. землевладелец – обозначение среднеазиатских крестьян. с мотыгами и в тюбетейках, девушки в шелковых платьях… Все было дико интересно. Я представил себе, что уже еду по территории Бухарского эмирата. До Душанбе оставалось около часа пути. Неожиданно в окне появилась горная гряда, потом еще одна и еще… Мы въехали в Гиссарскую долину. И ландшафт, и внешний облик населения резко изменились. Появились бабаи с длинными бородами, в чалмах и стеганых халатах-чапанах, подпоясанных пестрыми платками-сюзане. Девушки носили шаровары. В общем, народ выглядел несравненно ярче и оригинальнее, чем во всех предыдущих ландшафтных поясах. С удивлением я обнаружил, что очередной бабай, привлекший мой взгляд, шагает уже по перрону душанбинского вокзала. Ну что ж, хуш омадед [134] Добро пожаловать ( тадж .). !

Первое, что я увидел, ступив на древнюю согдийскую почву, были Эдик с Родригесом, висевшие на подножке последнего вагона, стоявшего на соседних путях поезда, готового вот-вот отправиться.

— Эдя! — крикнул я Малышу.

Меня заметили, показали знаками, мол, иди быстрее. В этот момент состав тронулся.

— Вова, мы уезжаем в Крым! Вот это Коля. Тут круто! Приезжай потом в Крым!..

Последние слова Малыша заглушил свисток отходящего экспресса Душанбе — Евпатория. «Ну вы, ребята, схакуете!» — подумал я, но сообщить этого ни Эдику, ни Родригесу уже не мог.