Владимир Видеманн - Запрещенный Союз. Хиппи, мистики, диссиденты

Жил Викинг в средневековом доме, втиснувшемся в градостроительный разлом между католическим костелом и православным храмом, в небольшой служебной квартирке, один. Атмосфера в этом пространстве, надо признаться, была накачана вполне мракобесная. Видимо, полярность спиритуальных полей, помноженная на многовековую кладку, хранящую вибрации десятков поколений, сделала свое дело. Впечатление усугубляли развешанная по стенам готика, блики свечей и, конечно, сам хозяин. Было ощущение, что где-то рядом летают привидения — стоит лишь прислушаться и присмотреться…

Сеня Скорпион о Викинге: «Это был человек ночи. Но хотел стать Хозяином ночи. Впрочем, любой день начинается с утра. Кто ночует в подъезде, вынужден вставать рано. А вот чем заняться потом — это проблема. В картинную галерею меня пускали бесплатно, но она открывается позже, да и надоела порядком. Можно пойти на центральный почтамт, посидеть с тетрадкой. А можно — просто по городу, глушить аппетит. Стрелять деньги в это время практически бесполезно. В какой-то момент зашел перекурить в случайный подъезд. Ничего случайного не бывает: дверь на втором этаже открылась, я вскочил со ступеньки — из-за двери выглянул Крапас.

— Скорпион? — промолвил он удивленно. — Чего ты тут делаешь? (Любопытно, зачем ему понадобилось выглядывать за дверь?) Тут чайник, тут заварка, тут холодильник. Распоряжайся сам. У меня ученики.

В меру старательный и бестолковый литовец пытался освоить басовую гитару.

— Вот как надо играть, слышишь?

— Слышу.

— А ты что играешь?

Через полчаса Крапас зашел на кухню с бутылкой „Яблочного“:

— Давай быстренько. У меня дела. Вечером в „Ротонде“…

День изрядно повеселел. В „Ротонде“ уже замелькали знакомые, пили кофе, болтали о всякой ерунде. А с наступлением темноты появился Рокаускас. Во время, как говорили, „заплета“ днем он всегда шел спать. Только до дому не доходил. На этот раз поперся на кладбище. Просыпается в поздних сумерках — перед ним маленькое окошко, точнее, щель, а напротив пара персонажей квасит. Уже весьма хорошие. Ну, Пятрас к ним руку протягивает и русским текстом: „Мужики, плесните стакашку!“

Мужики в лице меняются и со странными криками быстро ретируются, даже про вино забыли. Вылез из убежища, стаканчик недопитый в глотку опрокинул, огляделся. И тут дошло. Рядом со скамейкой плиты могильные, травой поросшие, и лишь на уровне земли — щель небольшая, почти невидимая. Вот оттуда и высунулась рука, подтверждавшая просьбу „плеснуть стакашку“…

Викинг не смеялся, лишь, злобно метнув глазом, отодвинулся в сторону. В день он появлялся по несколько раз, однако ни с кем в близкие контакты не вступал. Уроженец Барановичей говорил мало и всегда с намеренным мужицким акцентом. Где он живет, никто не знал. Или делал вид, что не знал, а зря. Проблема ночлега меня просто замучила.

Маленький город. Встретить кого после десяти уже мало реально. Рокаускас пошел с кем-то добавлять и не вернулся. Крапас так и не появился. Впрочем, в брюхе поплескивало вино, и вообще — не привыкать.

Викинг появился после одиннадцати. Взглянул на меня пристально:

— Скорпион?.. — И через паузу: — Пойдем со мной.

Разумеется, а что же еще делать? Шли мы как-то странно, в голове путалось. По дороге Викинг с черного хода заглянул в магазин, вышел с объемистыми свертками.

— Хорошо, позже встретимся, — сказал он невидимой собеседнице по-литовски, на языке, которого при нас упорно не понимал. — Я знаю, что нужно турболетам (так именовал бродяг мой попутчик), — еда и ночлег.

Сказал — и опять замолчал. Потом появилась дверь, казавшаяся заколоченной. Сделанная под стекло, но после забитая фанерой, она несла на себе изображение креста. Только перевернутого. Викинг сунул руку снизу, отодвинул внутреннюю щеколду:

— Заходи.

Идем по коридору до упора, затем направо, дверь сбоку, щелчок выключателя…

…Позже я сидел со стаканом крепчайшего чая, заваренного прямо на молоке, запивая все это „Яблочным“. Хлеба и колбасы — в избытке. Хозяин к изобилию прикасался мало, только опять сказал:

— Я знаю, что нужно турболетам.

И через некоторое время:

— Скоро вернусь.

Вся комната была увешана рисунками. Сделанные с большим изяществом, пером и тушью, они изображали стройных длинноволосых девушек и парней среди цветов или под сводами замков. В мастерстве Викингу не откажешь. И от этих работ на меня лилась глубокая, неземная печаль. Чай прогнал сон. Стало не по себе — тем более что за стеной все время слышались чьи-то шаги… „Кошки“, — сказал я себе твердо, но по краю сознания прошло: сколько же весят эти кошки, что так грузна и нетороплива их поступь…

Сердце от чая колотилось, да еще и вино… Непреодолимая тоска навалилась на мозг. „Так нельзя, надо глотнуть свежего воздуха“. Свет я гасить не стал и дверь не закрыл — будет ориентир на всякий случай. Теперь налево, до конца коридора. Но в конце не было никакого бокового прохода. Да и сам коридор кончился намного раньше, чем ожидалось. Я с размаху налетел лбом на зеркало, постоял немного и, внутренне чертыхаясь, поплелся обратно к светлому квадрату двери. Ничего не понимая, уселся на диван, и тут резко погас свет, а шорохи за стеной стали скрипом, скрежетом, почти грохотом… „Кошки, — повторял я себе. И еще: — Нельзя столкнуться с зеркалом, навстречу тебе в нем движется твое отражение… Это кошки… кошки…“

…Викинг включил свет. Стояла тишина.

— Я знаю, что нужно турболетам. Пойдем со мной.

Как мы выходили, я абсолютно не помню. Через некоторое время на улице, облюбовав себе скамейку, я произнес:

— Иди один. Я останусь здесь.

Среди волосатых такого заявления достаточно, никто уговаривать не будет.

— Невозможно налететь на зеркало!

Викинг обернулся на мои слова, внимательно посмотрел, но не ответил. Очень хочется спать. Пойду искать подходящий подъезд».

Йокси о приключениях на викинговском флэту: «Витя в тот день куда-то пропал, а я тащился под сопалсом в его жутком проеме между средневековых стен. Кест уже описывал это логово в „Школе магов“. В тот день почти вся таллинская тусовка была притянута мною, как в ловушку. Первой появилась Таня Блэк, за нею подтянулись Ычу с Ритатулей, потом Таня Васильева… Когда в маленькой каморке набилось столько народу, что меня перестали замечать, в дверь тихо постучали.

— Не открывайте! Сейчас ровно полночь! Это упырь!!! — закричал я.

Но было поздно. Кто-то открыл дверь, и в проеме ярко, как взрыв, что-то засветилось. Немая сцена длилась недолго.

— Всем стоять!!! — разорвал тишину ментовской окрик. — Выходить по одному…

Шел 1976 год. В Большом доме на Литейном был принят план „Невод“. По всем столицам гребли хайратых и торчков. Нас брали показательно. С оперативной группой захвата прибыла съемочная группа таллинского телевидения. Грузили нас в автобус, и там же (в автобусе) брали у каждого интервью. Когда дошла очередь до меня, я сообщил журналистам, что я „крейзи“, прочитал им „Колокольчик во Вселенной“ и, красиво задрав рукав, полоснул бритвой по венам. Маршрут автобуса тут же изменили, и я оказался на Палдиски-мантэе, 52, где не был уже целую неделю. Эх, молодость…»