Владимир Видеманн - Запрещенный Союз. Хиппи, мистики, диссиденты

Существуют специальные трюки, которые позволяют блокировать попадание семени во внешний канал. В таком случае оно идет вверх, по альтернативному внутреннему каналу, в качестве особой питательной и укрепляющей эссенции. Такого рода блокада опять же может быть внешней и внутренней. В первом случае канал блокируется с помощью пятки или пальцев руки. Во втором — через внутримышечную контракцию. На развитие такой способности работает целая технология овладения контролем над различными мышцами тела. Владение подобной техникой позволяет при желании заниматься сексом сколь угодно долго.

Единственная проблема состоит в том, что получить на одну ночь сразу полтора десятка женщин очень непросто. Учтите, что тантрические источники предписывают, кроме того, в качестве шакти брать молодых, нерожавших особ, которые к тому же должны быть обучены различным трюкам, способствующим успеху поставленной цели. Это, собственно говоря, все те же гейши, гетеры, путаны… Особая каста. Древнейшая профессия как жреческая проституция в архаичном обществе. Индийский храм Кхаджурахо — одно из исторических свидетельств такого общества.

Гипсовые копии эротических рельефов из этого храма составляли часть интерьера моей квартиры в Кадриорге, где я жил в течение двух последних лет учебы в институте. Делали эти шедевры сексуальной пластики Йокси с Таней Козаковой [131] Татьяна Козакова – питерская художница-авангардистка, скульптор, известна своими красочными монотипиями. — художницей-авангардисткой, известной личностью в тогдашней питерской богемно-мистической тусне. Таня говорила: «Лично я вылетаю из тела только через нижнюю чакру!»

Однажды я взял Йокси и Сэма к себе на урок в среднюю школу, где в период практики преподавал эстонским старшеклассникам русский язык и литературу. Накануне мы вместе пили, а потом пришли в школу, чтобы сразу оттуда отправиться в пивную опохмелиться. Я представил классу приятелей как представителей комиссии гороно. В аудитории, служившей одновременно химической лабораторией, была раковина с краном. Сэм подсел к ней поближе и периодически наливал себе очередной стакан воды, который потом, мучительно глядя в потолок, вливал в себя, глухо стеная. Ученики оборачивались в его сторону, а он, свинья, поверх голов кричал мне:

— Кест, давай кончай урок, а то голову ломит невозможно!

Йокси молча стебался, глядя то на меня, то на класс, показывая обеими руками «ништяк». Я сам еле держался, не выспавшись. Мучил чудовищный сушняк, но урок я пропустить не мог, иначе получил бы еще бо́льшую головную боль. От меня, наверное, чудовищно разило, так как из аудитории до ушей донеслось приглушенное:

– Õpetaja on purjus! [132] Учитель пьяный! ( эст .)

Под мухой мы были все, только под отлетавшей и уже сложившей лапки. Наконец долгожданный звонок. На выходе из класса Йокси вдруг выбросил раскрытую ладонь перед лицом одной из школьниц. Та, опешив, остановилась, а Валера, молчаливо сделав еще несколько пассов вокруг ее головы, обратился ко мне с лицемерными словами:

— Володь, познакомь меня с твоими ученицами! Мы изучаем биополе школы, — бесцеремонно с места в карьер продолжал он, глядя уже на школьницу. — Не хотите ли принять участие в эксперименте?

Девочка, конечно, хотела, как и ее подруги. С урока мы первым делом прямо со школьницами пошли в пивную, а оттуда — ко мне домой. По пути зашли в гастроном, где сразу взяли пол-ящика «Рубина» (от глагола «рубить», «вырубать», как объяснял Леннон) — 18-градусной красной бормы, пятна от которой на одежде не отстирывались.

Внутренность моего жилища напоминала монгольскую юрту. Здесь по стенам были развешаны забайкальские танка с изображениями тантрических божеств в различных позах и энергетических ипостасях. Их присылал из Улан-Удэ Владик в обмен на западные постеры рок-звезд. Оттуда же были сувенирные маски персонажей мистерии цам, восходящей к культовым церемониям древнего тибетского огнепоклонничества, а также бронзовая фигурка Будды-врачевателя, наполненная высушенными ароматическими травами с просторов Центральной Азии. В середине комнаты стоял большой круглый стол с подпиленными ножками, вокруг были настелены одеяла и накиданы подушки. Мы слили содержимое всех бутылок в один чан, из которого по очереди хлебали тантрическое причастие. Ну и разумеется, пассы, чтение ауры, алмазная мудра… Одним словом — технологии контролируемого экстаза.

В нашей семье издавна хранилась подборка старых немецких журналов Atlantis за тридцатые годы, где рассказывалось о разных странах и культурах. Я с детства любил листать эти журналы, погружаясь в сказочную экзотику из фотоэтюдов: горы, джунгли, храмы, дикари, религиозные церемонии, невероятные костюмы и человеческие типажи… Больше всего мне нравился номер, посвященный Индии. Именно здесь я впервые увидел изображения йогов-отшельников в ошеломительных позах. Но наисильнейшее впечатление на меня произвели сделанные крупным планом фотопортреты факиров: с раскрашенными лицами, страшно забородевшие, увешанные многочисленными амулетами, они смотрели вам в глаза магнетизирующими взглядами, наполняя сознание странным ощущением запредельного всему человеческому порядка. Моим любимым персонажем был старик в белых одеждах и такой же чалме, с длиннющей белой бородой и очень спокойными, чуть сощуренными глазами — ну прямо натуральный старик Хоттабыч! Он был снят на фоне ажурной решетки какого-то храма, словно хранитель порога тайн Древнего Востока…

Весной 1977 года я окончил институт. Это была эпоха самого расцвета застоя. Народ набирал жиры, хороших товаров с каждым днем становилось все больше, жилось все веселее. На производственную практику в качестве сельского учителя на каком-нибудь отдаленном балтийском острове я выходить никоим образом не собирался. Существовала в Эстонии такая халява, что отмазаться от распределения можно было без сильных напрягов.

В то время вовсю раскручивалось движение нью-эйдж, ориентализация нравов в продвинутых слоях общества шла по возрастающей. В общем, Восток был in. Тартуский университет выпускал ученые записки с описаниями мескалиновых опытов сотрудников тартуско-московской школы и пособиями по медитации тибетской школы жод-жуд. Появилась первая таллинско-московская тусовка кришнаитов во главе с Толей Пиняевым. В альтернативных салонах гадали на И-Цзине. «Благоприятен брод через великую реку». Оракул призывал меня к большому переходу. Интуиция звала в Среднюю Азию. И любопытство тоже.

Первым человеком, к которому я обратился за консультацией по азиатскому вопросу, был Рыжий, периодически оттягивавшийся в Душанбе у своих друганов, с которыми прежде учился в Москве.