Владимир Видеманн - Запрещенный Союз. Хиппи, мистики, диссиденты

— Это наш народный ансамбль «Чашми хумор» [148] Глаза с поволокой ( перс. ). , — сказал председатель райисполкома. — Мы тут главная власть, нас все очень уважают, и артисты тоже!

Номенклатура гуляла. Мне предлагались самые невероятные варианты. Можно было просто пожелать чего угодно, а какая-то гибкостанная пари [149] Небесная танцовщица, персонаж иранского фольклора. в полупрозрачных шелках все подливала и подливала из сосуда с длинным изогнутым носиком арак в мою расписную пиалу. В конце концов, сытый и пьяный, я прикорнул на курпаче, растекся мысью по древу и заснул…

Проснулся я от предрассветного холодка. Сел, осмотрелся. Светало. Вокруг не было ни арыка с деревьями, ни тем более веселых раисов с компанией. Я находился на пустыре, среди сухого суглинка, усеянного колючками. Чуть поодаль в пыли лежал младший брат. Я его окликнул.

— Все уехали, — сказал младший брат, добавив, что если я пойду вперед, то выйду к свиноферме и автобусной остановке. Посоветовал взять с собой палку побольше, чтобы отбиваться от собак.

Мне стало стремно. Какая там палка! Младший брат вручил мне собственную дубину, подобрал с земли еще одну и сказал, что ему со мной немного по пути.

Мы двинулись к свиноферме в предрассветном тумане. Я прислушивался к каждому шороху, опасаясь нападения собак. Наконец после оперативного броска через собачью зону, занявшего у нас около часа, мы достигли места, отмеченного большим камнем.

— Видишь? — Младший брат указал пальцем на возвышающийся на фоне светлеющего неба курган. — Это Аджина-Тепе, а дальше — свиноферма и автобусная остановка.

Он сказал, что ему теперь нужно налево, и мгновенно растворился в пространстве. Я направился в сторону кургана и, к своему удивлению, вышел к нему совершенно не с той стороны, как предполагал. За автобусной дорогой виднелись корпуса свинофермы. Здесь уже были люди. Немецкий сторож пригласил меня зайти на чай, и мы скоротали время до первого транспорта. Отъезжая, я в последний раз кинул взгляд на курган джиннов Аджина-Тепе. Вспоминая эту историю, я долгое время жалел, что не остался-таки на ночь в монастыре для вызова джиннов. Лишь много лет спустя мне стало ясно, что эти самые три раиса-начальника и были джиннами со своей свитой.

Я вернулся в Душанбе и плохо себе представлял, что делать дальше. Эдик и Родригес, с которыми я рассчитывал сходить в горы, меня не дождались, а в одиночку отправляться в такое путешествие, да еще впервые, было бы безумием. Я болтался по базарам, лавкам и чайханам, не зная, чем себя занять. Время от времени заглядывал на главпочтамт, чтобы забрать письма до востребования и черкануть пару открыток на «большую землю».

Однажды мне пришел очередной конверт из Таллина, в котором оказались письмо от Леннона и пакетик какой-то черной травы на косяк. Это было очень забавно. Леннон перед моим отъездом в Азию обещал принести травы, но так этого и не сделал. Теперь он как бы слал траву вдогонку. Ну что ж, мило с его стороны. В наше время такой поступок — редкость. «Да, — подумалось мне, — знал бы ты, Петр, какие масти мне сейчас приходится курить!» Я, веселясь, направился к выходу и тут увидел поднимающегося по ступенькам своего таллинского знакомого Аарэ по прозвищу Плохой с брезентовым рюкзаком за плечами.

У Плохого были соломенный хайр до локтей и большая черная борода. Его светло-голубые глаза отражали непотревоженность мысли Ади-будды, а вечная улыбка свидетельствовала о просветленности души. Аарэ был крайним шуньявадином-пустотником, что нас и роднило. Мы встретились с ним сейчас совершенно случайно. Плохой тоже впервые и совершенно на халяву приехал в этот регион Евразии и тоже хотел идти в горы.

В Душанбе он остановился у Вовчика Сафарова, жившего, как оказалось, в том же доме у поворота на аэропорт, где и Юрчик. Брат Вовчика Алексей учился когда-то во ВГИКе вместе с Рыжим. Плохого на Таджикистан подбил, думаю, тоже Рыжий. В предыдущем году Аарэ вместе с Олей — своей тогдашней герлой — и Рыжим ездил на Саяно-Алтай в поисках шаманских троп и грибов. Перейдя через горный хребет из Тувы в Бурятию, они наткнулись на ряд роскошных святилищ-обо и немилосердно их обобрали.

Впервые попав на таллинскую квартиру Плохого, я был поражен обилию здесь буддийских икон танка и священных текстов, которыми стены комнаты были обклеены, словно обоями. В углу на звуковой колонке стоял бронзовый Будда, перед которым горело несколько светильников в оригинальных бурят-монгольских плошках. Плохой включил песнопения тибетских монахов. Так я впервые услышал тибетскую музыку и до сих пор помню все композиции с того диска, записанного французскими активистами в гималайских монастырях.

Мы с Плохим решили не откладывать дело в долгий ящик и вознамерились отправиться в ближайшие же дни через тянувшийся к северу от Душанбе Гиссарский хребет в Фанские горы, к легендарному озеру Искандеркуль. Это название переводится с таджикского как «озеро Александра». Согласно местному преданию, Александр Македонский во время своего азиатского похода останавливался на берегу этого озера, а его знаменитый конь Буцефал даже якобы здесь утонул. Иногда, как утверждают обитатели этих мест, среди ночи можно видеть, как над черными водами Искандеркуля маячит силуэт коня, встающего из водных пучин.

По всей видимости, эта легенда должна иметь более древний бэкграунд в виде астрального мифа, связанного с символами царя и коня. Это также может служить указанием места, где некогда совершалась ашвамедха — древнейший ритуал жертвоприношения коня, практиковавшийся индоиранскими царями. Суть ашвамедхи состояла в следующем. Жрецами выбирался специальный белый конь, отвечающий нормам жертвоприношения (без изъянов, без пятен и т. д.). Его выпускали пастись в свободном режиме, а за ним следовало царское войско во главе с самим монархом. Смысл мероприятия состоял в том, чтобы подчинять царской власти все те земли, через которые спонтанно проходило пасущееся животное. Завоевательный поход, ведомый белым жертвенным конем, должен был продолжаться ровно год.

Царь, благоприятно завершивший завоевательную миссию, приносил коня в жертву. Кульминационный момент ритуала представлял собой акт священной зоофилии. К белому коню подводили царицу, которая совокуплялась с животным, принимая его магическую сперму как инициатический залог власти над завоеванными территориями, отождествлявшимися в свою очередь с отдельными регионами Большого космоса. После этого коня закалывали, а тушу сжигали на специальном алтаре.

Роскошь ашвамедхи могли себе позволить по понятным причинам лишь очень могущественные цари. Именно таким монархом считался Александр Великий, азиатский поход которого можно себе представить как следование за пасущимся Буцефалом, а у озера Искандеркуль происходила последняя ашвамедха, в которой принимала участие также молодая супруга царя — уроженка здешних мест, красавица-согдийка Роксана.