Николай Лузан - Россия. Уроки прошлого, вызовы настоящего

Позже он вспоминал-

«…Больше допросов не было, меня начали воспитывать, повезли в Кремль к Мархалевскому. В Кремль меня повез на машине один Артузов…Мархалевский произвел на меня сильное впечатление. Говорили о Польше, о Пилсудском. Я в тот момент считал его коммунистом без пяти минут. Мархалевский разъяснил мне, что это не так».

Эти беседы продолжались несколько месяцев и изменили представления польского резидента на то, что раньше совершал он сам и его агенты. И, когда настал момент истины, Артузов, предложил:

«… под честное слово не подвергать репрессиям тех агентов, кто выполнял задания из идейных соображений, и отдать под суд только тех, кто сотрудничал за деньги, в ответ на признательные показания ».

Добржинский, далеко не новичок в разведке, имевший на личном счету десятки вербовок агентов, находился в сомнениях. Они рассеялись, когда честное слово Артузова подтвердил Дзержинский. Он заявил:

«…после проведения следствия и установления полной картины деятельности резидентуры все агенты, являющиеся польскими гражданами, будут высланы за пределы РСФСР».

Честное слово Дзержинского стало ключевым в отношении Добржинского к советской спецслужбе. Из противника он стал ее союзником. Первое задание, которое ему предстояло выполнить, было связано с ликвидацией второй польской резидентуры, действовавшей в Петрограде. Ее резидент В. Стацкевич, работавший на центральной военной радиостанции и использовавший ее для связи со 2-м отделом польского Генштаба, в последнее время стал тяготится двойной жизнью. Сосновский предложил Артузову использовать это обстоятельство и склонить Стацкевича к сотрудничеству.

По согласованию с Дзержинским Артузов вместе с Добржинским выехали в Петроград. Игнатий провел подготовительную беседу со Стацкевичем. Тот сам пришел в номер гостиницы, где остановился Артузов и в разговоре с ним рассказал о деятельности резидентуры и выразил согласие сотрудничать с ВЧК.

Таким образом, к концу июля 1920 года польская разведывательная сеть в центральной части России перестала существовать, а в жизни и судьбе Добржинского наступил новый и важный этап. По ходатайству Артузова он был зачислен в состав опергруппы как сотрудник для особых поручений Особого отдела ВЧК. Для конспирации и собственной безопасности Игнатий взял себе фамилию Сосновский и до конца жизни носил ее.

В августе вместе со Стацкевичем и Артузовым он выехал на Западный фронт и приступил к выполнению очередного задания, на этот раз связанного с проникновением в нелегальные структуры ПОВ. К тому времени обстановка на Западном фронте серьезно осложнилась. Правительство Пилсудского, опираясь на поддержку политических кругов Великобритании и Франции, не оставляло попыток свергнуть власть большевиков. Против Красной армии были брошены все резервы. Ее тяжелое положение на фронте осложнялось разведывательно-повстанческой деятельностью ПОВ в тылу. Сосновский и Стацкевич вынуждены были приступить к выполнению задания немедленно. Игнатий знал, как подобрать ключ к сердцу человека пусть даже противнику — к пленным членам ПОВ. Дар убеждения и собственный пример стали весомыми аргументами, после нескольких дней бесед на сторону чекистов перешли два, а затем еще три человека. Опираясь на эту группу, Сосновский приступил к реализации оперативного замысла по проникновению в нелегальные структуры ПОВ.

Возможно, где-то удача, а скорее всего профессиональный опыт и знание изнутри особенностей работы польской спецслужбы вывели «группу Сосновского» на одно из ключевых звеньев нелегальной сети ПОВ, так называемую боевку. Ее агенты — боевики готовили террористический акт против командующего Западным фронтом М. Тухачевского. Ключевая роль в нем отводилась Ю. Пшепилинской. Сосновский сумел найти к ней подход, привлек к сотрудничеству и предотвратил покушение. В последующем Пшепелинская стала его супругой и перешла на службу в ВЧК.

Продолжая оперативную работу среди членов ПОВ, Сосновский и Стацкевич практически полностью нейтрализовали разведывательную сеть 2-го отдела польского Генштаба. В ходе последующей разъяснительной работы они сумели «идейно разоружить» других бывших агентов и диверсантов. Ряд из них осудил деятельность правительства Пилсудского и перешел на сторону советской власти.

Артузов на этом не остановился и пошел дальше. С помощью Сосновского и Стацкевича, других членов ПОВ, отказавшихся от подрывной деятельности, он решил нанести еще один удар по польской армии, на этот раз пропагандистский.

В октябре 1920 года над окопами польской армии несколько дней кружил старенький «Фарман». На головы солдат и офицеров вместо бомб сыпались листовки. Их содержание составляло «Открытое письмо к товарищам по работе в ПОВ — офицерам и солдатам польской армии, также студентам — товарищам по университету» Игнатия Добржинского.

В нем он призывал:

«Еще минуту назад я находился на вашей стороне, вместе с вами я был обманут словами «Родина», «независимость», «свобода и счастье народа», лозунгами, содержание которых было и есть «капиталистические прибыли за счет трудящихся масс», «ложь», «темнота и нищета». Я имею право и обязанность немедленно после свободного и решительного перехода на сторону революционной борьбы сообщить вам и широким кругам, позорно обманутому и проданному собственной буржуазией нашему народу о своем поступке. Вместе со мной открыто и добровольно отказались от работы против революции все мои идейные сотрудники, присланные в Россию из Польши. Большинство из них уже крепко стоит вместе со мною в рядах Революции».

Сегодня обращение Игнатия Игнатьевича, возможно, кому-то покажется наивным, а у кого-то вызовет саркастическую улыбку. Но тогда, в бурные двадцатые, когда Европа бредила социалистическими идеями и сотрясалась от революций, его слова не были пустым звуком. Они оказались опаснее бомб и отозвалось эхом грандиозного обвала польской разведывательной сети. Десятки агентов ПОВ отказались от проведения подрывной деятельности против советской власти. Пшепилинская, Роллер, Гурский, Стацкевич и другие перешли на службу в ВЧК.

Обращение Добржинского — Сосновского вызвало оглушительный скандал и жаркие дебаты в польском сейме. Отдельные депутаты обвиняли руководство 2-го отдела Генштаба «в измене польской центральной разведки в Москве» и призывали «…к ликвидации ПОВ, как вредной для польского государства организации, члены которой предают Польшу».

Победа чекистов на тайном фронте войны была подкреплена успехами Красной армии в боях с интервентами и контрреволюцией. К концу 1921 года советская власть установилась всерьез и надолго от Балтийского моря и до Тихого океана. Самое страшное — война, осталась позади, самое тяжелое — восстановление полностью разрушенной экономики, ждало советских людей впереди.