Наталия Сотникова - Любовь по-французски. О чем умолчал Дюма

После того, как Людовик ХIII стал королем в полном смысле этого слова, народ Франции, папа римский, король испанский Филипп III, дипломаты всех дворов, аккредитованные в Париже, с нетерпением ожидали, что вот теперь-то он выполнит одну из самых первейших своих обязанностей: обеспечит династию наследником. Людовик каждый день наносил надлежащие по этикету визиты своей супруге, но ночевал у себя и постоянно проводил время с де Люинем. Итак, время шло, но никаких известий о беременности Анны Австрийской не поступало.

Папский нунций Бентивольо по настоянию понтифика, терпение которого начало истощаться, принялся оказывать давление на Людовика через его исповедника, отца Арну. Людовик честно признался святому отцу, что брачная ночь в Бордо не только закончилась полнейшим фиаско, но и вселила в него отвращение к женскому телу. Иезуит тщетно пытался увещевать своего духовного сына, внушал ему мысль о святости библейских заветов, долге перед отечеством, необходимости дать наследника короне. Людовик прямо заявил, что боится столкнуться с трудностями, превосходящими его силы. Как передавал духовник монарха, отец Арну, «в короле стыдливость преобладает над темпераментом. Он не ощущает никакого плотского стимула, дабы побороть стыд». Некоторые особы наивно полагали, что необходимо найти опытную в области сексуальных отношений даму, которая просветила бы короля в этом вопросе. Однако отец Арну заявил папскому нунцию, что король откажется совершить подобный грех, ибо «по этому деликатному предмету у короля хорошие и здоровые мысли».

Поскольку де Люинь возвысился до одной из наиболее видных особ королевства, его роль в управлении становилась все более очевидной. Как ярый сторонник католицизма, он был обязан крепить тройственный союз Парижа, Рима и Мадрида. Но эта ближайшая к королю особа побаивалась, так сказать, взять быка за рога и ребром поставить вопрос перед своим венценосным благодетелем, ибо боялась потерять свой фавор. Надо сказать, что с самого начала между ним и Анной Австрийской установились весьма уважительные отношения. Как и было свойственно де Люиню, он пустился в поиски обходных путей. В первую очередь он испробовал весьма оригинальный подход: попросил свою жену попытаться соблазнить короля.

Семнадцатилетнюю Мари, блистающую грешной красотой, свежую, полную сил, эта просьба ничуть не удивила: она быстро усвоила игривые, фривольные манеры подавляющего большинства придворных дам, их весьма вольные нравы, ей даже льстило, что ей доверили столь почетную и ответственную миссию. Уверенная в быстрой и легкой победе, она столь рьяно взялась за дело, что оскорбленная добродетельная Анна Австрийская регулярно разражалась рыданиями. В Риме и Мадриде вознегодовали по поводу столь безнравственной затеи, но король оказался неприступной крепостью. Когда Мари проявила уж слишком откровенную настойчивость, то буквально загнанный в угол Людовик заявил, что любит своих любовниц «выше пояса». Находчивая Мари не полезла за словом в карман и быстро отпарировала:

– Тогда они будут подпоясываться посреди бедер, как Гийом-пузан!

Король ни на йоту не изменил свое поведение. Тогда нунций Бентивольо предложил воспользоваться чьей-нибудь любовницей, чтобы лишить короля девственности. Посол Испании в Париже, герцог Монтелеоне, предложил Людовику, чтобы его жену обучили средствам соблазнить короля, но тот в негодовании отказался. Тогда герцог обратился к испанским придворным дамам королевы, прося их оказать помощь.

Как-то вечером, во время визита Людовика к супруге, они окружили его, умоляя остаться на ночь. Но чем больше они настаивали, тем больше упирался король, пока их настойчивость не перешла границы приличия. Тогда король просто бежал, осыпав дам напоследок оскорбительными словами.

Нунций сначала действовал через исповедника короля отца Арну, но видя, что смиренные увещевания святого отца не приносят результата, решил обратиться к де Люиню. Тот пообещал, что решительно возьмется за дело.

Тем временем Мари де Люинь стала близкой подругой Анны Австрийской. Им по семнадцать лет, они красивы, полны жизненных сил, и теперь в покоях королевы часто звучал их беззаботный смех. Королева простила ей попытку соблазнить ее мужа. Но Людовику не нравилось все то испанское, что царило в покоях королевы. Он как-то пожаловался по этому поводу де Люиню, что не может выносить звуков испанской речи. У фаворита возникла мысль: отправить все испанское окружение королевы обратно в Мадрид, о чем он и сообщил послу. Герцог Монтелеоне отнюдь не пришел в восторг от этого замысла, ибо среди испанцев было полно его осведомителей, но все-таки увидел здравое зерно в этом замысле и согласовал отправку испанской челяди с королем Филиппом III. В первых числах декабря 1618 года испанские фрейлины, духовники, лекари и камеристки были отправлены в Мадрид. Королеве оставили только одного исповедника, лекаря и старую горничную. Мари де Люинь назначили гофмейстериной королевы. Но до конца 1618 года так ничего и не произошло, хотя Людовик клятвенно пообещал исполнить свой супружеский долг.

В начале 1619 года в Лувре прошли большие торжества: вышла замуж за герцога Савойского родная сестра короля Кристина, и за герцога д’Эльбёфа – сводная сестра Людовика, Катрин-Генриэтта Вандомская. Нунций продолжал неотступно терзать отца Арну: когда же король исполнит свой долг? Отец Арну признался, что он истощил все свои аргументы. Нунций запросил аудиенцию у короля и напрямую поставил вопрос, не будет ли ему стыдно, когда его сестра родит наследника раньше, чем он даст Франции дофина? Король покраснел и заявил, что «не рассчитывает испытать подобный стыд».

19 января 1619 года Людовик подписал брачный контракт мадмуазель де Вандом. Вечером он отправился в брачные покои сводной сестры и провел там, согласно журналу Эроара, три часа. 23 января 1619 года венецианский посол Андреа Контарини сообщил в своей депеше: «…в среду, прежде чем герцог д’Эльбёф лег в постель со своей супругой мадмуазель де Вандом, король пожелал присутствовать значительную часть ночи на собственном ложе супругов, дабы узрить фактическое совершение супружества, каковое было повторено более одного раза, чему король великолепно аплодировал, проявляя при этом особое удовольствие… здесь полагают, что этот пример имеет огромное значение, дабы он проделал то же самое; еще говорят, что его сестра, мадмуазель де Вандом, пригласила его действовать следующими словами: „Государь, проделайте то же самое с королевой, и вы поступите хорошо“».

Однако на следующий день Людовик – редкий случай! – вообще не посетил королеву. Далее он каждый день наносил ей визиты согласно этикету, но не выразил ни малейшего желания остаться на ночь. Однако, по-видимому, де Люинь решил положить конец упорству нерешительного государя. 25 января, в одиннадцать часов вечера он явился в спальню Людовика и стал уговаривать его отправиться к королеве. Король упирался, пока не расплакался, но де Люинь настаивал, что ему пристало, наконец, вести себя как мужчине. Фаворит заставил его подняться с постели и потащил полуодетого за собой в спальню королевы. Там он снял с него ночную рубашку, поднял на руки, уложил в постель к королеве, вышел из спальни и запер за собой дверь на ключ.