Наталия Сотникова - Что губит королев

Не следует забывать о том, что Мориц всю свою жизнь, даже на вершине славы, которой судьба его явно не обделила, страдал от своего фальшивого положения. Он был признанным сыном короля, он находился на расстоянии вытянутой руки от вожделенного трона – и не мог даже прикоснуться к нему. После того, как Август II признал сына, Мориц регулярно донимал отца просьбами обеспечить его каким-нибудь суверенным владением. Истощенная войной за Испанское наследство Франция наслаждалась долгожданным миром, и его отменно подготовленный полк не находил себе применения. Отец доверял ему кое-какие дипломатические поручения: например, послал его с секретной миссией к королю Великобритании Георгу I, приснопамятному супругу Софии-Доротеи Цельской, как минимум зачинщику убийства его дяди, Филиппа-Кристофа фон Кёнигсмарка, – но все это лишь увеличивало недовольство Морица. Когда отец предложил ему жениться на чрезвычайно богатой принцессе Гольштейн-Зондербургской, он вспылил и только вмешательство Флемминга предотвратило очередную вспышку гнева короля Августа из-за отказа сына вступить в этот брак. Флемминг молол свою копну: эта женитьба поставила бы чистой воды бастарда практически на один уровень с законным наследником Августа, и кто знает, какие последствия это могло бы повлечь за собой, в особенности учитывая авантюрный склад характера Морица. Граф Саксонский был на грани впадения в приступ глубочайшей меланхолии, когда знакомые дипломаты надоумили его подобрать то, что, казалось с первого взгляда, плохо лежит и так и просится ему в руки: настоящую корону, отнюдь недурную, – корону герцога Курляндского.

Это совершенно неизвестное нынешнему российскому читателю суверенное образование располагалось в западной части теперешней Латвии и признавало себя вассалом Польши. Оно было зажато между Россией, Польшей и Пруссией, естественно, каждое из этих трех государств лелеяло мечту присоединить его к себе, а два других – не допустить такого неправомерного усиления беспардонного наглеца, буде таковой решится на сию авантюру в этом захолустном уголке Прибалтики. Таким образом, подвешенное состояние герцогства Курляндии и Семигалии обеспечивало баланс сил в данном регионе. Само по себе герцогство было владением незавидным, его земли были малоплодородными, три четверти года они утопали в туманах и дождях, обильно питавших его многочисленные реки и озера. Население, около полумиллиона душ, кое-как перебивалось трудами рук своих, возделывая скудную землю и промышляя также разведением домашнего скота и рыболовством.

Во время Северной войны в Курляндию вошли русские войска; дядя несовершеннолетнего правителя Фридриха-Вильгельма, Фердинанд, бежал в Данциг, опасаясь, что местные дворяне сместят его. Петр Первый, на волне успеха Полтавского сражения, выторговал себе право усилить присутствие России в Прибалтике и в 1710 году женил герцога-подростка на своей племяннице Анне Иоанновне (1693–1740), дочери его брата по отцу и соправителя Ивана Алексеевича. К сожалению, здоровье новобрачного оказалось подорвано чрезмерными возлияниями на свадебных торжествах, продолжавшихся два месяца, и он скончался на первой же почтовой станции, когда выехал в январе 1711 года из Санкт-Петербурга на родину. В конце концов было принято решение, что Анна Иоанновна отправится в Курляндию одна, причем на курляндское дворянство было возложено обязательство содержать вдову в дополнение к доходам с отошедшего в ее владение личного герцогского поместья. В помощь же слабой женщине отрядили обер-гофмейстера П.М. Бестужева-Рюмина. Приехав в столицу Курляндии, Митаву (ныне Елгава), вдовая герцогиня обнаружила свой дворец разграбленным, а поместье в таком жалком состоянии, что доходов от него едва хватало на пропитание, дворяне же оказывали ей кое-какое вспомоществование лишь с большим скрипом. К тому же Бестужев, забрав всю власть в свои руки, заставил Анну Иоанновну сожительствовать с ним, что совершенно не мешало ему брюхатить заодно и ее фрейлин. Так что жилось Анне Ивановне несладко, по поводу чего она постоянно писала слезные письма в Санкт-Петербург жене Петра Екатерине, которая, в отличие от великого дяди, относилась к ней с чисто женским сочувствием и пониманием.

Мориц загорелся идеей стать герцогом Курляндским и в мае 1726 года отправился в направлении Митавы. В дороге его нагнал курьер отца: Август, по зрелом размышлении, понял, какие осложнения повлечет за собой эта затея, и приказал сыну отказаться от своих притязаний и повернуть обратно. Мориц и ухом не повел.

Хотя Анна Иоанновна не имела права управлять самостоятельно, она обладала правом передавать власть и титул. По закону, герцога избирало собрание курляндских дворян – ландтаг. Похоже, Мориц произвел на это, в высшей степени провинциальное, общество сильное впечатление, ибо 18 июня 1726 года оно лишило всех прав прозябавшего в Данциге Фердинанда и избрало Германа-Морица, графа Саксонского, своим герцогом. С одной стороны, у местных дворян содействовала подъему патриотического духа его репутация бравого вояки, который не допустит унизительного пребывания герцогства в положении вассала, коим столь бесцеремонно помыкают могущественные соседи. С другой стороны, Мориц, нахватавшийся в Париже новых, набиравших силу просветительских идей о развитии общества, посулил им более прогрессивное управление с упором на развитие торговли и ремесел, строительство школ, причем все это должно было осуществляться за счет экономии на образе жизни герцогского двора. Он без обиняков, по-солдатски, заявил:

– Я собираюсь жить совсем просто и не буду предаваться роскоши. У меня всегда вызывало отвращение расточительство маленьких дворов, мне представлялось чрезвычайно смехотворным сие дурацкое величие, каковое вызывает насмешки подобных им и презрение крупных. – Это чрезвычайно понравилось курляндскому дворянству, которого герцог, отец покойного супруга Анны Иоанновны, привел на грань разорения своими потугами ослепить сей замшелый угол Европы блеском своего двора.

Для закрепления достигнутой победы Мориц сделал предложение вдовствующей герцогине. Она также подпала под обаяние этого напористого авантюриста, сулившего обеспечить ей опору и защиту, в коих она отчаянно нуждалась. Герцогиня опрометчиво дала свое предварительное согласие, будучи уверенной в том, что правившая в то время императрица Екатерина I (Петр I скончался в 1725 году), которая была полностью в курсе всех ее вдовьих бед, без промедления даст свое согласие. Тучная, неопрятная и провинциальная Анна произвела на Морица не самое благоприятное впечатление, но его успокоило то, что ему не придется доказывать свое преимущество еще и в постели – на ложе герцогини уже утвердил свое безраздельное право мелкопоместный курляндский дворянин Эрнст Бирон.