Сергей Брилёв - Разведка. «Иван» наоборот: взаимодействие спецслужб Москвы и Лондона в 1942—1944 гг.

И опять стали наблюдать, как посчитали в России, не за тем, за чем следовало . Впрочем, и сами были «хороши». Обратимся ещё раз к воспоминаниям штурмана советского парохода «Рошаль» Ю. Жукова: «Иностранные моряки первых караванов заходили в полупустые магазины, тут же из горлышка пили плодоягодное [вино] или зеленоватую, отдающую керосином водку» [240].

Таким образом, перед советскими властями встала непростая задача: британцев надлежало принять и одновременно поместить в своего рода «кокон». Потому УНКВД и «поддержало инициативу создания комнат для организации культурного времяпрепровождения иноморяков» [241]. Эта своего рода «параллельная реальность» получила название «интерклубы».

База для развёртывания такой сети имелась. Очевидец, первый библиотекарь Молотовска (позже – почётный гражданин Северодвинска) Лидия Ивановна Черняева, вспоминала: «На втором этаже Клуба строителей располагалась контора интерклуба. Еще в 1938 г. туда завезли старинную мебель, зеркала и бархатные портьеры для приема важных персон. Вот и сгодилось ныне» [242]. Стены холлов обшили сатином. Раздобыли бильярд. Организовали гастроли Северного русского народного хора им. Колотиловой из Архангельска [243].

Ещё до блокады Ленинграда из Северной столицы в Заполярье выдвинулась группа сотрудников гостиницы «Астория» (флагманской во все времена). Вновь созданный с их помощью «Интурист» расположился в Мурманске в стенах отеля «Арктика» [244]. Там сохранили буфеты, на которые не распространялись ни сухой закон, ни другие рестрикции: там предлагались водка и шампанское, икра и папиросы (марки «Герцеговина флор» [245]; в Советском Союзе считалось, что эти папиросы жаловал сам «вождь народов» – их табаком он набивал свою знаменитую трубку). Не факт, правда, что «иноморяки» осознавали, какое же им оказывалось уважение.

Что касается репертуара концертов, то самое забавное описание сохранилось о тех, что ставились даже не в Архангельске, Молотовске или Мурманске, а на базе Северного флота в Полярном. Там центром общественной жизни был Дом Красного флота, куда захаживал британский военный переводчик Р. Киндерсли. Краткое содержание песен ему запомнилось так: «Был отважный капитан, которому стоило только помахать синим платочком, чтобы у него, даже когда метелица мела, расцветали яблони и груши» [246].

Как в этой «параллельной реалии», в этом, говоря сегодняшним языком, «облаке» из поп-музыки, водки и икры вели себя союзники? По-разному, естественно. Один из ветеранов конвоев позже вспоминал: «В клубе нам разрешалось выпить всего две стопки водки. Но иногда мы могли получить ещё порцию, если давали официантке шоколадку». Персонал интерклубов в Архангельске свидетельствовал, что «в основном молодые люди приходили интеллигентные, с Евангелием в руках» [247].

Из относительного негатива: «На первом этаже в зале показывали фильмы. Союзники курили прямо там. У нас так было не принято, и мы удивлялись. Но никто не хамил», – рассказывала одна из советских женщин [248].

Из анекдотичного: в перечень контрабандных товаров, по версии советской таможни, входили питьевая сода, черный перец, кремни для зажигалок, швейные иглы. Самым же распространенным предметом контрабанды являлась американская жевательная резинка, которую таможня не пропускала из-за отсутствия сертификата соответствия [249]. Да и откуда было взяться соответствию, если жевательная резинка в СССР не производилась?!

Из действительно серьёзного: «иноморяков» часто ловили на попытке вывоза икон и антиквариата [250]. Это и сегодня в любой стране является предметом жёсткого таможенного регулирования: с такими покупками каждый добропорядочный турист должен сам идти через «красный коридор».

И из совсем негативного (рассказанного суровым языком докладных записок, читать которые предстояло уже судьям): «16 мая 1943 г. в 23 часа в Интернациональный клуб явился в нетрезвом состоянии солдат 126-го базового соединения английских войск Спенсер Ричард и избил находившуюся там гражданку Красину В. И.» [251]. Ещё: «17 мая 1943 г. ночью матрос английского парохода “Эмпайер Форчун” Грумбридж Реймонд, 19 лет, в пьяном виде зашел в квартиру работницы лесозавода Сафоновой М.И., 55 лет, и изнасиловал её» [252]. Соответственно, далее справка гласила: «После доклада материалов представителя Отдела Внешних Сношений Наркомата Военно-морского флота т. Богдановскому и агенту Наркомата иностранных дел т. Красильникову, с санкции областного прокурора Грумбридж был заключен под стражу, в изнасиловании он сознался. Народным судом Грумбридж осужден к 1 году лишения свободы с заменой штрафом в сумме 1000 рублей» [253].

В штате мурманского интерклуба трудились завхоз, бухгалтер, библиотекарь, гардеробщица, двое мужчин-истопников и киномеханик [254]. То есть и там было кино.

Наверное, показывали и фильм «Цирк» с Любовью Орловой. Напомним и о том, что в основе сценария «Цирка» лежат идеи национального равенства – в фильме идет речь о защите мальчика смешанного расового происхождения. Интересно, как эту советскую киноленту воспринял американец, не желавший столоваться с мулатами и чернокожими? Видел ли? Принял ли?

А ещё в интерклубах устраивались танцы [255].

Прежде всего надо оговориться: многим женщинам на Русском Севере было вообще не до танцев. Корреспондент газеты «Британский союзник» свидетельствовал: «Вдоль всей набережной рабочие и работницы усердно укладывали лес в гигантские штабеля, а по реке бесконечной вереницей тянулись огромные плоты из сладко пахнущих сосен и берез. Лес и лес повсюду. Больше всего нас поразило то, что работа производилась круглые сутки, днем и ночью […] Особенно глубокое впечатление на нас произвела самоотверженная работа женщин» [256]. Думаем, те женщины в конце дня валились без задних ног. Какие им танцы?!

О Полярном военный переводчик Киндерсли вспоминал: «Танцы в клубе были не для нас. Женщины, конечно, все состояли на службе в советском ВМФ (в Полярном, в отличие от Мурманска и Архангельска, не было гражданского населения) и, соответственно, подчинялись требованиям воинской дисциплины. Сначала нас удивляло, почему они так часто отказывались танцевать с нами, пока мы не поняли, что, если бы соглашались, их бы потом спрашивали о том, что мы говорили. Понятно, они предпочитали избегать нас» [257].

Но, например, командированная в «гражданский» (по идее) Архангельск сотрудница таможни Юлия Петрова вспоминала о данном ей комсомольском поручении : вечером не в гостинице сидеть, а ходить на танцы в интерклуб [258]. Сохранились такие воспоминания: «После сеанса сдвигали стулья по стенкам и крутили пластинки (например, “Цветут фиалки, ароматные цветы”) до наступления комендантского часа. Вальс, фокстрот, танго». Но и здесь звучали схожие оговорки: «Мы жили бедно, голодно, одевались плохо, поэтому танцевать ходили неохотно» [259].