Сергей Брилёв - Разведка. «Иван» наоборот: взаимодействие спецслужб Москвы и Лондона в 1942—1944 гг.

Почему я из раза в раз упоминаю 1931 г.? Наверное, понятно: это – пик первой «пятилетки», когда многим вчерашним сельским уголкам предстояла индустриализация. Причём тут ИНОРС? Ещё минуточку терпения!

В июле 1931 г. теперь уже не воеводы или предводители дворянства, а Башкирский центральный исполнительный комитет (БашЦИК) принял поистине революционное решение, перевернувшее судьбу этих земель и живших на них людей. Согласованное с высокими инстанциями в Москве постановление гласило, что отныне в этих пределах разместится Уфимский моторный завод, а рядом с ним – ещё и котлотурбинный завод [748]. Кроме того, во вновь учреждённой промышленной зоне предстояло с нуля воздвигнуть бумажно-целлюлозную фабрику, родственные ей лесопильный и фанерный заводы, а также спичечную фабрику и завод с суровым, но говорящим названием «Дубитель» [749]. И всё же предприятием-«первенцем» стал именно моторный завод. И в один момент когда-то тихое Богородское переименовали в громкое Моторное.

Обустройством же всей этой промзоны занялся ленинградский Институт научной организации строительства. Составляем из этих слов аббревиатуру и получаем тот самый ИНОРС! [750]

Но имеется и иная версия.

Действительно, существует другая интерпретация аббревиатуры ИНОРС. К слову, она могла бы, наверное, позабавить и месье Бонье, и попавших в сии пределы беженцев-арабов, афганцев, каракалпаков и персов. И нам пригодится именно эта версия.

Итак, ещё ИНОРС – это «ИНОстранные Рабочие и Специалисты» или «ИНОстранная Рабочая Сила».

Факт есть факт: в 1930-х годах новую социалистическую индустрию СССР создавали и «буржуи». Классика жанра: иностранцы закрывали глаза на подноготную, с удовольствием работая на стройках первых пятилеток за золото, вырученное от продажи большевиками на внешний рынок «излишков» колхозного зерна, пары-тройки Тицианов из Эрмитажа, а также реквизированных ценностей из разорённых церквей. Всем известный пример – американцы, построившие автомобильный завод в Нижнем Новгороде, будущий ГАЗ.

В своего рода скобках замечу, что в случае с уфимским ИНОРСом («иностранными рабочими и специалистами») есть некоторая натяжка. Насколько можно понять, на заре индустриализации приезжая рабочая сила в Башкирской АССР была представлена не иностранцами, а кочевниками-казахами (они прибывали сюда с семьями на арбах, со своими верблюдами, расставляли юрты! [751]). Шли годы, и в 1944 г. к добровольно прикочевавшим сюда степнякам добавились насильственно депортированные в Башкирию «спецпереселенцы»: крымские татары, греки, армяне [752]. Но всё-таки и они – свои, советские, просто лишённые прав.

Отдельная история – настоящие иностранцы, которые обслуживали знаменитый ЧТЗ, Челябинский тракторный завод. За основу было взято производство американских «Катерпиллеров». Но этот завод развивался по своему сценарию. И дело не только в том, что, побывав в американском Денвере, советские специалисты решили вместо двух десятков цехов возвести три корпуса, сделав производство более рациональным [753].

Квартал ИНОРС в Челябинске располагался в нынешнем Тракторозаводском районе. Мои коллеги из ГТРК «Южный Урал», мои новые друзья из музея ЧТЗ и хранители ОГАЧО (Объединённого Государственного архива Челябинской области) – все в один голос объяснили: сначала в Челябинске имелся в виду тот ИНОРС, который Институт научной организации строительства. Но потом у местного народа слово «инорсовский» обрело трактовку, связанную с местом жительства «иностранных специалистов».

…Уже в первую пятилетку одновременно с цехами ЧТЗ в этом городе – флагмане новой социалистической индустрии решили обустроить не просто жилой район, а, как писал пролетарский поэт-трибун и футурист Владимир Маяковский, «город-сад». Концепция состояла в том, чтобы окружить новый завод так называемым «соцгородом». В нем – и жилые дома, и банно-прачечный комплекс, и школа, и больница, и фабрика-кухня (в Челябинске она была рассчитана на изготовление 100 тысяч блюд в сутки, плюс магазин-кулинария по продаже полуфабрикатов), и даже первый в городе звуковой кинотеатр [754].

Взглянем на всё перечисленное глазами людей той эпохи. Наверное, для многих это действительно был какой-то совершенно новый быт, от которого недалеко и до «нового человека».

Как объясняют знатоки поэзии, побывав в тогдашнем Челябинске, французский поэт-коммунист Луи Арагон навсегда покончил с сюр реализмом. Находясь под впечатлением от советского Урала, в 1932 г. он писал уже каким-то другим слогом, соединившим былые рефлексии и рубленый стиль рваных строчек:

Кстати, бетон для зданий цехов и жилых кварталов готовили ночью, чтобы днём успеть возвести как можно больше. А чтобы не заснуть, люди работали под живую музыку. На стройплощадке играл духовой оркестр! [755]

Задуманные строения возводили в стиле конструктивизма, ставшего, как ни крути, визитной карточкой того времени – удивительной эпохи, поразительным образом вобравшей в себя неповторимый энтузиазм нового рабочего класса, помноженный на желание устроиться в городах тех крестьян, которые в процессе «раскулачивания» не были высланы в Сибирь и бежали из деревень от ужасов коллективизации и последовавшего голода. Оставшиеся на свободе так или иначе стремились к лучшему, наращивая поражающие воображение темпы промышленного развития невиданного доселе государства.

Что сегодня трудно объяснить молодым россиянам? И что одновременно является бесспорным для старшего поколения бывших советских людей? Следствием всего этого удивительного исторического замеса стала возможность для Советского Союза оперативно эвакуировать за Урал заводы и фабрики из европейской части страны, которым угрожал захват гитлеровцами. На языке нынешних инвестиционных банкиров это, наверное, называется «мобилизационной экономикой». Тогда же это оказалось залогом победы в войне за национальное выживание – той войне, в начале которой вдруг странно смиренный Сталин обратился к народу как к «братьям и сестрам».

В предвоенном Челябинске «звездой» социалистического, как принято говорить сейчас, «урбанизма» считалось здание Дома культуры ЧТЗ работы советского архитектора-конструктивиста Бурова. ДК и театр ЧТЗ окружили общим сквером – с дорожками, цветниками, ажурными фонарями и гипсовыми статуями. Уже в 1933 г. из центра города к проходной ЧТЗ пустили трамвай (который никак не могли пустить до революции, несмотря на соответствующие предложения купцов аж первой гильдии [756]), а вскоре по проспекту начали ходить троллейбусы, присланные из самой Москвы.