Егор Сенников - Великие авантюры эпохи

От того процесса осталась знаменательная фотография. 16 марта 1946 года: Стелла в центре кадра, её строго допрашивает мужчина в очках (мы не видим его лица, но это и есть комиссар Бломе). Стелла в шляпке – волосы, видимо, ещё не отросли, и ей не хочется их показывать. Она не похожа на запуганного человека – смотрит на комиссара скорее с угрозой во взгляде, нежели со скорбной миной. За спиной Стеллы мы видим несколько человек – все они смотрят на Стеллу с презрением. Неудивительно – это свидетели обвинения по делу Стеллы Исаксон (она же Кюблер, она же Гольдшлаг).

Суд был скорым. Стеллу приговорили к десяти годам трудовых лагерей. В советской зоне оккупации их было десять – всеми управляло НКВД; злая ирония судьбы заключалась в том, что чаще всего это были бывшие нацистские лагеря, которые теперь достались победителям. Два года Стелла провела в лагере Заксенхаузен, восемь лет в Торгау (прекрасном городке, где в апреле 1945 года впервые встретились советские и американские войска), а под конец срока она работала в госпитале. Другие заключённые относились к ней настороженно – дело было не только в репутации предательницы (те, кто сидел в лагерях НКВД, нередко имели за плечами не меньший послужной список прегрешений на службе у нацистов), но и в том, что в лагере она активно сотрудничала с администрацией – попросту «стучала». По крайней мере так считали все вокруг – но кто знает, что из этого было правдой? Кроме того, что в лагере она дополнительно убедилась, что во всех её личных бедах и страданиях виноваты не только нацисты и русские, но ещё и евреи, которые, как она считала, предали её и отняли у неё ребёнка.

В 1956 году Стелла вышла на свободу. Ей было 34 года – из них 10 она провела в лагере, а до того почти три года работала на гестапо.

Стелла, конечно, не хотела оставаться в ГДР – и переехала в ФРГ. Нельзя сказать, что там ей был кто-то рад. Уже в апреле 1956 года в газете берлинской еврейской общины появилась заметка о том, что в город вернулась Стелла Исааксон-Кюблер-Гольдшлаг, повинная во множестве преступлений против евреев и сотрудничестве с нацистами. Нашлось немало желающих суда над некогда смертельно опасной блондинкой.

Процесс действительно начался – нашлось 34 человека, готовых стать свидетелями и публично обвинить Стеллу в убийстве двух тысяч евреев. Почти все свидетели были теми, кого Стелла отправила в лагеря смерти – но они выжили там и вернулись, чтобы рассказать правду о произошедшем. Первое заседание состоялось 20 июня в 1957 года в зале суда района Моабит.

Наверное, в том процессе было даже больше справедливости и воздаяния за грехи, чем в том советском, который её приговорил к 10 годам лагерей; в конце концов, тем судом руководили русские, которые осудили Стеллу на основании суммы обвинения против неё – как очередную нацистскую пособницу. На процессе же 1957 года среди свидетелей обвинения было немало тех, кто знал Стеллу с детства, дружил с её семьей, знал семью Исааксона. Там были её школьные знакомые, приятели из мира музыки и моды. Люди, которые успешно скрывали свою национальность в Берлине даже в 1944 году (иногда благодаря чистой удаче, иногда – благодаря покрывавшему их работодателю), но которым не повезло не вовремя встретить на берлинской улице Стеллу.

Выяснялись страшные подробности тех времён, когда Стелла ежедневно вела охоту на евреев. Кого-то из знакомых она встречала на улице, шла к ним домой, а потом из их же квартиры звонило в гестапо, закладывая без каких-либо шансов на спасение. Кому-то угрожала пистолетом – о да, нацисты не боялись выдавать своим «ловцам» оружие, видимо, зная, что те не посмеют поднять его против своих угнетателей. Много, очень много было тех, кто попадал в лапы Стеллы в опере и театре – минутная слабость, желание отвлечься от ежедневной смертельной ходьбы по канату, натянутом над пропастью, оборачивались для них крушением.

По всей видимости, суд был до такой степени впечатлён прошлым Стеллы, о котором свидетельствовало так много людей, что не оставалось никакого другого выхода, кроме как назначить психиатрическую экспертизу и принять решение о вменяемости или невменяемости Стеллы. Врачом, который занимался освидетельствованием Стеллы, был известный берлинский врач – коронёр и психиатр – Вальдемар Вейман; его часто привлекали в качестве судмедэксперта, в том числе и по громким делам – он был психиатром в деле Элизабет Кузиан, берлинской медсестры, которая убила и расчленила двух человек в 1949 году, а части их тел отвезла в другую часть города.

Выводы Веймана были предсказуемыми: он отметил закрытость Стеллы, её жёсткость и настороженность, склонность к театральности и блестящую память. В целом, он признал её здоровой и вменяемой, но, конечно, страдающей «шизоидной психопатией» – в пользу такого диагноза говорила безэмоциональность Гольдшлаг и чрезмерная эгоистичность поступков.

В суде Стелла умоляла пощадить её – говорила о своей дочери, которую у неё отняли; оправдывалась тем, что хотела спасти родителей; ссылалась на свою незрелость и неопытность. Зрители в судебном зале негодовали, а прокурор, выслушав все эти рулады, потребовал осудить Стеллу на 15 лет лишения свободы. Суд приговорил её к 10 годам – а так как она уже отсидела такой срок в лагерях НКВД, то после рассмотрения апелляции Стеллу освободили из-под ареста.

Она снова была на свободе. Она снова была в Берлине.

В городе она осталась не просто так: единственное, что её манило (и, вероятно, поддерживало в живых все эти годы) – это была её дочь Ивонн.

Путь, который к тому времени прошла Ивонн, тоже был не из лёгких. В детстве она поскиталась по больницам и сиротским приютам, много и тяжело болела. В конце концов она попала в еврейский приют, руководил которым педагог Зигфрид Барух: он стал законным опекуном Ивонн, стал отцом, которого у неё никогда не было. Барух был строгим, требовательным педагогом, прошедшим через Освенцим и потерявшим там жену. Свою любовь он дарил Ивонн – но не забывая и о воспитании: как убежденный сионист, Барух был намерен передать всем воспитанникам приюта чувство еврейской идентичности доверенным.

Очередная ирония судьбы: у Стеллы, отрицавшей собственное еврейство, ненавидевшей евреев и способствовавшей их уничтожению во время войны, подрастала дочь-сионистка, мечтавшая о скором переезде в Израиль. В начале 1950-х Ивонне помогли найти приёмных родителей – Натана и Урсулу Цельник. Натан был довольно богатым юристом и предпринимателем – он импортировал в Берлин фарфор, торговал антиквариатом и успешно распоряжался семейным капиталом, доставшимся ему от отца. Приёмную дочь он полюбил всей душой и часто баловал её игрушками и подарками.