Софья Радзиевская - Рам и Гау [Повесть об обезьянолюдях]

Мук, как вожак и защитник, пропустил бегущих мимо себя. Неумолимый шорох быстрых ног и разгорячённое бегом дыхание слышались всё ближе.

Повелительный окрик Мука остановил женщин. Сильных мужчин, готовых окружить их в минуты опасности, теперь не было, но они и сами знали, что делать: быстро выстроились плотным кругом — спинами внутрь, грудью вперёд. Оскаленные зубы, наморщенные лбы, вооружённые руки, лица, обращённые к невидимому врагу. Потеряв надежду спастись на деревьях, они готовились к последней отчаянной битве.

Маа быстрым движением отправила Таку в середину круга, туда же впихнула и упиравшегося Рама, сама повернулась и встала в ряд женщин-бойцов, ожидая врага. Деревья, чёрные на красном зареве заката, были совсем близко, но времени добежать до них уже не осталось.

Мук удачно выбрал место для остановки — каменистую, почти бесплодную площадку. Враги, невидимые в густотравье, здесь должны были обнаружить себя. И они показались. Острые собачьи морды то здесь, то там высовывались среди зелёных стеблей и так же молниеносно исчезали. Теперь площадка была окружена со всех сторон, путь к реке отрезан. Женщины и Мук понимали: собаки ждут темноты. И тогда…

Однако звери были сильны своим числом, им не терпелось сократить ожидание: они высовывались из травы всё нахальнее, прятались всё медленнее, молчание всё чаще нарушалось нетерпеливым сдержанным визгом и озлобленной грызнёй.

Оправившись от первого испуга, Рам вытащил из сетки зелёное рубило. Ещё недавно он и не подумал бы сделать это. Но последний поход не прошёл бесследно: теперь мальчик хотел биться не только за себя, он чувствовал потребность защитить и женщин.

Круг собак медленно, но неуклонно сжимался: уже отовсюду из травы торчали грозные морды с блестящими белыми клыками. От красных висящих языков, казалось, шёл пар; когда визг и рычанье умолкали, слышалось тяжёлое дыхание.

Наконец один крупный черномордый пёс не выдержал: со страшным рычаньем молнией вылетел из травы и кинулся на одну из женщин. Нападение было так стремительно, что женщина взмахнула рубилом, но ударить не успела. Оскаленная морда оказалась у самого её лица, сильным толчком в грудь разъярённый зверь сбил её с ног. Миг — и они оба свалились в середину кольца людей, открывая отверстие в обороне. Теперь сюда могли ворваться и другие звери. Но Маа резко повернулась, раздался глухой удар, и её сильная тёмная рука подхватила мохнатое тело собаки; мелькнув в воздухе, оно рухнуло в густую траву. Разноголосый вой и визг были ответом: собаки злобно кинулись в драку над трупом — забыв о людях, каждая норовила урвать кусок побольше.

Мук криком дал знак: не рассыпая строя, женщины по-прежнему плотным кольцом, ощетиненным оружием, двинулись к деревьям, темневшим впереди.

Собаки заметили, что крупная добыча готова от них ускользнуть. Оставив растерзанного собрата валяться на траве, они, разгорячённые вкусом крови, устремились на отступавших. Женщины не выдержали: пронзительный крик их раздался с такой силой, что звери вздрогнули и, казалось, готовы были отступить, но задние с рычаньем навалились на передних, кусая и тесня их в общей свалке. Кучка женщин вот-вот исчезла бы под лавиной рыжих тел.

Но тут ответный крик, яростный рёв мощных мужских глоток послышался со стороны реки! Тёмные человеческие фигуры отделились от деревьев и помчались к месту сражения с воплями, способными привести в ужас зверей и пострашнее диких собак.

Собаки поняли: приближаются враги куда более опасные, чем женщины. Самые храбрые кинулись было навстречу, но тут же покатились по земле с раздробленными головами. Стая дрогнула, и через несколько минут жалобно-злобный вой её замер вдали.

А женщины с ликующими криками уже бежали навстречу спасителям. Слов не было и не было в них нужды. Люди хватали друг друга за руки, прыгали, кричали, от радости хлопали друг друга по плечам, по спине. Увесистые затрещины оставляли на теле порядочные синяки, но обижаться на это никому не приходило в голову. Люди орды нашли друг друга, они, женщины и мужчины, опять были вместе. О тех, кто не дождался встречи, не спрашивали и не вспоминали.

Вдруг Гау неожиданно столкнулся… с Маа. От удивления он остановился и замолчал. Маа, не шевелясь, смотрела на него. Так несколько мгновений стояли они молча среди орущей, беснующейся толпы. Неожиданно Маа протянула руку и обняла Гау за шею. С криком испуга он откинулся назад. Но Маа крепко удерживала его рукой, и понемногу он успокоился. Так стояли они ещё некоторое время, глядя друг на друга. Наконец Гау тоже поднял руку и опустил её на плечо девушки, лицо его странно исказилось, из горла вырвались хриплые, самому непонятные звуки. Но Маа поняла, что-то тёплое промелькнуло на её лице, почти человеческая нежность. Но тут же, словно испугавшись, они опустили руки и в задумчивости разошлись по сторонам.

Вскоре грубое веселье захватило всех. Люди орали, прыгали и пировали при свете луны: убитых собак оказалось достаточно. А вдалеке хохотали от зависти голодные гиены. Но людей было слишком много, чтобы осмелиться подойти ближе. Впрочем, гиенам удалось перехватить несколько раненых собак.

Словом, в эту ночь все были довольны. Люди, опьянённые радостью встречи и мясом, веселились, сколько у кого хватало сил. Шум стих только к самому рассвету. В изнеможении они залезли на деревья, где мужчины заранее заготовили для ночлега грубые помосты из веток. Шакалы, прокравшиеся на место пиршества, нашли лишь кости, так чисто обглоданные и высосанные, будто над ними потрудилась целая компания гиен.

Рам ликовал и прыгал вместе со всеми. Давно он уже не испытывал такого чувства безопасности. Кругом — большие сильные мужчины. Как легко они обратили в бегство страшных свирепых собак! Мяса на долю мальчика тоже пришлось достаточно. А когда захотелось спать — он быстро отыскал дерево, на котором Мук успел устроить удобное лежбище, и мгновенно заснул, прижавшись к мохнатому боку старика. Спали они так спокойно, как давно не приходилось: голод физический и голод душевный — тоска по орде — были утолены равно. Раму было приятно и ещё кое-что. Вак, ленивец и жадина, вспомнил, как он раньше издевался над Рамом, отнимая у него еду, даже когда сам не был голоден. Вот и сегодня, едва увидев в руках у Рама добрый кусок мяса, сразу вцепился в него. Как бы не так! И влепил же ему Рам затрещину! Обидчик катышом покатился по отмели, вся орда над ним потешалась. Рам, уже засыпая, представил эту картину и весело заверещал: смеяться люди орды ещё не умели. Мук недовольно проворчал: не мешай спать.