Никита Тихомиров - Хождение в Похъёлу

Лоукка сорвалась с места и бросилась в сторону дома, задевая за ветки и выворачивая из тропы комья липкой чёрной земли. На повороте тропы, обходившей замшелый завал, она поскользнулась и едва не кувыркнулась через гнилой ствол, но успела схватиться за ветку и удержаться на ногах. Крякнув от напряжения, женщина выпрямилась и побежала дальше. А тревожные звуки, опережая её, накатывались всё ближе и ближе к хижине. На ходу Лоукка выдернула из кожаных ножен свой нож. Плохое оружие против хозяина лесной глуши — медведя, если это был он, — но ничего другого нет. Там, одна-одинёшенька, её дочь. Нет времени на сомнения и страхи. Альто, глупец, если это ты — тебе несдобровать!

В просветах замелькал зелёный бугорок хижины. Лоукка, не в силах совладать с волнением, начала звать Ройго. Ещё трудно было что-либо различить из-за теснящихся деревьев, но она уже видела какое-то движение возле хижины. Эти последние шаги показались ей самыми длинными: сердце рвалось вперёд, охваченное обострившимся материнским желанием защищать своё потомство, в то время как тело не поспевало и, казалось, только мешало продвижению. За последними деревьями, отделявшими её от прогалины, она вдруг чётко уловила человеческие голоса — встревожено щебечущий голосок Ройго и грубоватое мужское бурчание.

— Альто! — запыхавшись и превозмогая боль в груди, выдохнула из себя Лоукка, останавливаясь у крайних деревьев.

Рука её разжалась и нож выскользнул на траву. Альто и его товарищи, стоявшие возле сурьи к ней спиной, повернулись на её крик. На растерянном лице Альто заиграла смущённая улыбка.

— Прости, сестра… Ни оружие, ни сурьи не помогли нам.

Из-за спин охотников выскочила Ройго. Щёки её взволнованно пылали. Лоукка, тяжело переводя дыхание и всё ещё не в силах подать голос, с тревогой смотрела на мужчин, осознавая, что что-то не так. Альто, Кеинаамин и Сурьи-иска стояли мрачными, опустивши руки. Весь облик их свидетельствовал, что возвращаются они отнюдь не с радостной вестью. Лоукка нахмурилась, всё ещё чувствуя досаду от пережитых волнений и готовясь услышать вести от охотников. Зоркий взгляд женщины-пыйхи уловил за их спинами волокушу, в которую был впряжён Савусто. И она всё поняла без слов. Почувствовав слабость в ногах, она опустилась на корточки, вытянула руки и уставилась на свои растопыренные пальцы.

— Ах, Альто, — слетело тихо с её губ, когда она вновь подняла глаза на брата.

Ройго, ухватившись за его жёсткую ладонь, тоже заглянула Альто в лицо. Лоукка сокрушённо поцокала языком. Брат не выдержал взгляда сестры и склонил голову.

Сурьи-иска не выдержал первым: заёрзал, засопел, кашлянул в кулак. Не глядя на Лоукку, промычал:

— Мы привезли Кейто.

Лоукка кивнула. Взгляд её сделался ледяным и беспощадным. Презрительно скривив рот, она проговорила:

— Тайко оскорблена. На нас лёг несмываемый позор. Сурьиола осквернена. Кровью Кейто скверна опорочила имя детей Сурьиолы. Вы не сделали надлежащего, позор вам — она прицокнула и выдохнула: — Позор всем нам!

Поднявшись на ноги, Лоукка побрела мимо притихших мужчин к хижине. Обойдя Савусто и Сейхии, мирно переминавшихся в ожидании кормёжки, она чуть задержалась у волокуши над телом молодого охотника, замотанным в шкуры.

— Как попадёт теперь неотомщённый дух его в страну предков? Вечно кипеть ему во льду чертогов Маналы, скитаться в пустынях Туннелы! — бросила она и прошла в хижину.

Пристыженные мужчины ещё долго стояли на месте, не зная, что сказать и что делать. Ройго прижала холодную руку Альто к щеке и беззвучно шевелила губами, проговаривая слова отводящего проклятие заклинания.

Уже вечером, сидя у мерно горящего в очаге пламени, Лоукка размышляла о постигших Сурьиолу невзгодах. Она ощущала какое-то движение в мире, или думала что ощущает. Тайко утратила равновесие и Срединный мир пришёл в движение. И это началось не сегодня, не вчера, не в день, когда она заметила огонёк чужого костра. Нет. Уже несколько лет подряд в Сурьиолу приходят бесчисленные стада суури, бизонов и прочих копытных. Люди радовались этому, хвалили духов и предков за подаренное, невиданное ранее, изобилие. Но только Лоукка (больше никто) поняла, что мир дал трещину. И это изобилие — лишь предвестник других (и кто их знает, каких именно) изменений. Вселенная дала течь, словно старая берестянка, и в мир людей просочилось что-то новое — что-то, что навсегда бесповоротно изменило всё вокруг. Изменило даже Тайко. И сейчас, сидя в хижине после погребения Кейто, Лоукка особенно остро ощутила всю полноту этих изменений.

Приход чужестранца из неведомой дали, святотатство, учинённое им, смерть Кейто, приход мигрирующих стад в Сурьиолу, — всё это вереница связанных меж собой событий. Её не столько тронула сама смерть молодого охотника, сколько само значение этой смерти. Она поняла, что «старый» мир отделился от «нового», ушёл навсегда, и всё будет по-новому. Разрушен изначальный порядок, и на смену ему приходит новый. Смерть Кейто от руки чужака — это поворот к другой жизни всего народа. Приходит следующая Эра — Эра жестоких столкновений и хаоса, Эра Крови и плача.

Лоукка взглянула сквозь неприкрытый проём лаза наружу. Ройго крутилась возле сууи, смачно жующих увядшие стебли болотных трав, что им принесли мужчины. Животные довольно сопели и похрапывали. Охотников видно не было, но до Лоукки доносились их приглушённые голоса. Всё выглядело мирным и спокойным, словно ничего не произошло. Жизнь текла своим чередом. Лоукка посмотрела на исходящий паром бурдюк и втянула дразнящий чесночный аромат похлёбки. Пора звать мужчин на поминальную трапезу, даром что они и так голодны. С тяжким вздохом стряхнув с плеч бремя вселенских забот, Лоукка поднялась и направилась к выходу, с каждым шагом возвращаясь к насущному течению простого человеческого бытия.

Намо (от финского naamio) — личина. Такие личины вырезали для защиты жилья от нечисти.

Л’ёкко — леший (от саамского liekkie).

Юхти — злые духи у саамов. Ассоциируются с пещерными гиенами (как очень коварные и злые существа).

Хёнки — дух-охранитель.

Исавори — дед (от финских слов isolisa, voor).

Кувас — лёгкий шалаш из жердей, лапника или травяных снопов.

Куванпыл — истукан, идол (от финских слов kuvain — отражение, puu — дерево, pulvas — столб).

Исовен — большая лодка-долблёнка.

Пóхьёла (от финского Pohjola — Страна севера) — далёкая суровая страна в карельских эпических песнях (рунах) и в поэме «Калевала».