Уилл Хант - Подземный мир. Нижние этажи цивилизации

Многие приходили и без разрешения — своего рода протокатафилы; они пробирались в закоулки за пределами экскурсионного маршрута. Влюбленные устраивали подземные свидания, подростки отправлялись на вылазки. Точно так же, как годы спустя их потомки-катафилы, группа парижан организовала тайный концерт в катакомбах. Сотня гостей собралась на улице д’Энфер; оставив кареты в конце улицы, чтобы не вызывать подозрений, они пешком добирались до входа в подземелье. На глубине шестидесяти футов под землей, среди свечей на черепах, располагались гости, для которых играл оркестр из сорока пяти музыкантов. В программе вечера значились, в числе прочего, «Похоронный марш» Шопена, а также «Пляска смерти» Сен-Санса.

ЕЩЕ ЧЕРЕЗ ЧАС ПУТИ мы остановились на привал — в похожей на коробку пещере, раскопанной однажды в XIX веке. Ребята подвесили гамаки к железным крюкам в стенах, а мы с Лиз приготовили спагетти с тунцом. Жевали молча, обессиленные и… счастливые. Это было как высадка на Луне: никаких звуков в подземелье, ничего живого, лишь тьма на мили кругом.

Когда мы укладывались спать, Крис спросил, который час. Мо ответил, что мы находимся в пространстве, где с момента его возникновения полная темнота и ровно 57 градусов по Фаренгейту, в месте, которое природные ритмы обошли стороной. «Времени сейчас плюс-минус нисколько», — так он резюмировал свое рассуждение.

Проснувшись, я увидел женщину, стоявшую в дверях нашего пристанища. В одной руке она держала старинный кованый фонарь со свечой; от этого шипящего пламени разливался мягкий янтарный свет. Она прошла на цыпочках в центр комнаты и положила на пол небольшую открытку.

«Добрый день», — произнес я, заставив ее вздрогнуть.

Наша гостья была известна под прозвищем Красотка; ей было чуть за сорок, она спускалась в каменоломни с шестнадцатилетнего возраста. В этот раз Красотка прогуливалась в одиночестве — и, как я успел заметить, без карты.

«Иногда сюда хорошо прийти просто прогуляться», — сказала она с мелодичным акцентом. Ее ботинки выглядели идеально, а серую блузку она словно только что получила из химчистки. Переходя из пещеры в пещеру, Красотка оставляла везде небольшие рисунки — краткие послания другим катафилам. На картинке, которая досталась нам, были изображены две ладони, образующие треугольник.

БЫЛО ОКОЛО ЧАСА НОЧИ, когда мы нашли нужный нам выход из катакомб — «кошачью тропу», что была немногим шире моих плеч. Мы находились в уголке каменоломен, почти незнакомом посетителям. Потолок здесь укрепляли деревянные балки, продержавшиеся не одно столетие и установленные давным-давно по указу Генеральной инспекции каменоломен.

К этому времени мы пробыли под землей двадцать семь часов. На носу и в ушах у меня скопилась засохшая грязь.

«Я чувствую, как превращаюсь в троглодита [22] Первобытный человек, обитавший в пещерах. — Примеч. редактора . », — сказала Лиз, вытягивая ноги в проход.

«А я всё время обнаруживаю в прическе новые элементы, которые не могу толком опознать, — ответила Джаз, рассматривая один из дредов. — По-моему, только что мне попался кусочек костного мозга».

Мо снял носок, вытащил из рюкзака небольшой флакон с йодом и начал втирать ярко-оранжевую жидкость в кутикулу на пальцах ног. Заметив удивленный взгляд Стива, он пояснил: «А ты думал, я не догадаюсь обработать заусенцы перед входом в канализацию?»

Чтобы добраться до канализации, нам предстояло преодолеть отрезок технологического туннеля, проходящего под Сеной. Если катакомбы были «мозжечком» города, то бетонный туннель, в который мы вышли, был «веной», скромным связующим звеном между более сложными органами. Продвигаясь по нему, мы поняли, что находимся совсем близко к поверхности земли: вниз долетала болтовня людей с улицы, стук каблуков, лай собак. Через щель в стене я увидел оранжевое свечение — огни подземной парковки. Присев на корточки, я наблюдал за тем, как темноволосая женщина садится в свою машину, сдает назад, уезжает, — и почувствовал себя призраком, подсматривающим за живыми обитателями города.

Нам не удалось найти подземный проход к технологическому туннелю под Сеной, — поэтому, пусть и ненадолго, пришлось подняться на поверхность. На дне одного из люков, оборудованного лестницей, ведущей наверх, мы нервным шепотом обсуждали, в какой последовательности будем выходить.

«Кажется, мне даже умереть не так страшно, как попасться полиции», — прошептал Мо.

«Да всё нормально, — отозвался Стив. — Ну, посадят нас в тюрьму… Выроем проход и выберемся оттуда».

В глазах Криса промелькнуло беспокойство.

Мы вышли на поверхность около Сен-Сюльпис, перед магазином детской одежды класса «люкс». Не увидев поблизости ни одного полицейского, мы отправились петляющим маршрутом через пустые аллеи, двигаясь в сторону Сены. В конце безлюдной улицы Стив склонился над люком и поднял крышку, — и мы все, проскользнув в отверстие, снова оказались в подземелье. Спускаясь, я встретился взглядом с помощником официанта, работавшим в ночную смену. Он держал солонку и перечницу и оторопело глядел на меня.

Туннель под Сеной был сырой и мрачный, с акустикой как под водой. Даже здесь мы нашли свидетельства вторжения: следы граффити, пустая литровая бутылка из-под пива Kronenbourg. Проходя под рекой, я представлял себе город в разрезе, каждый слой, наложенный один поверх другого. Над нами — величественный силуэт Нотр-Дама, мосты, река. Под нами — метро, которое скоро заполнят утренние пассажиры. Мы сейчас находились в среднем слое, шесть крошечных конусов света, прорезающих темноту.

ДО ПОЯВЛЕНИЯ НАДАРА темные, петляющие туннели канализации наводили на парижан ужас и безысходность. В романе Виктора Гюго «Отверженные» (Les Misérables, 1862), написанном за два десятилетия до фотовыставки, о которой мы уже говорили, канализационная система представляла собой своего рода собирательный образ городского кошмара. «Утроба Левиафана, — писал Гюго, — извилистая, растрескавшаяся, развороченная, изрытая ямами, вся в причудливых поворотах, с беспорядочными подъемами и спусками, зловонная, дикая, угрюмая, затопленная мраком, со шрамами на каменных плитах дна и с рубцами на стенах, страшная» [23] См.: Гюго В. Отверженные / перевод под ред. С. Рошаль. М.: Иностранка, 2019. — Примеч. переводчика . .

В 1850-х годах Жорж Эжен Осман, знаменитый градостроитель эпохи Наполеона III, произвел капитальный ремонт канализации. По его приказу были вскрыты мостовые и уложено четыреста миль новых труб. Инженеры устанавливали каждый отрезок трубопровода под уклоном три сантиметра на каждый метр — достаточно пологим (пешеходы могли перемещаться по улице без лишних неудобств) и достаточно крутым для обеспечения равномерного тока воды. В ходе нескольких испытаний было установлено: туша животного проходит с одного конца подземной канализации до другого за восемнадцать дней, а конфетти преодолевает то же расстояние за шесть часов. Однако сколько бы здесь ни ремонтировали, ничто не могло смягчить отвращение жителей. Кроме канализационных рабочих, днями напролет выскребавших нечистоты из труб, никто не спускался туда добровольно.