Джон Гай - Елизавета. Золотой век Англии

Султан был так очарован подарком, что попросил Даллама еще раз продемонстрировать работу механизма, а затем дать сольный концерт. Вторая из этих просьб привела Даллама в ужас, поскольку во время исполнения ему пришлось бы повернуться спиной к султану, а его предупреждали, что «никто под страхом смерти не может этого сделать» [1224] Early Voyages and Travels in the Levant. Bent (ed.). P. 68–70. . К счастью, Мехмед был настолько доволен виртуозным выступлением Даллама, что не обратил внимания на нарушение протокола и наградил мастера сорока пятью золотыми монетами. На самом деле он настолько впечатлился, что умолял Даллама остаться с ним навсегда, предлагая ему двух королевских наложниц или любых двух девственниц, которых тот захотел бы выбрать себе в жены. Далламу чудом удалось отвертеться [1225] Early Voyages and Travels in the Levant. Bent (ed.). P. 70–73; Carswell. The Queen, the Sultan and the Organ. P. 20–22. . Но прежде, чем он смог вернуться домой, ему пришлось демонтировать орган и переместить его в любимое место отдыха Мехмеда — павильон на берегу Золотого Рога, известный как Жемчужный киоск [1226] Early Voyages and Travels in the Levant. Bent (ed.). P. 73–80. .

18 октября, за неделю до того, как Даллам закончил повторную сборку органа, «Гектор» покинул Стамбул и отправился в обратный путь [1227] SP 97/4, fos. 53–54; Early Voyages and Travels in the Levant. Bent (ed.). P. 80; Skilliter. Three Letters. P. 151 (даты по новому стилю). . К ужасу Сафие, он уплыл без писем и приготовленных ею подарков для Елизаветы, включая платье из серебряной парчи, подходящую к нему пару рукавов, носовые платки с золотой вышивкой и корону с жемчугом и рубинами [1228] Skilliter, Three Letters. P. 139, 151. . Поддерживавший связь с главной горничной Сафие, венецианской еврейкой Эсперансой Мальчи, Лелло организовал поездку Пола Пиндара с Далламом и его помощниками в Грецию на турецком судне, а оттуда переправу на остров Закинф, где они могли нагнать «Гектора», чтобы доставить сообщения и подарки Сафие в Лондон [1229] Skilliter, Three Letters. P. 152–153. .

В середине мая 1600 года Пиндар наконец достиг Дувра. Когда он вручил дары королеве в Гринвичском дворце, она, как говорили, «очень хорошо» себя чувствовала и будто бы помолодела лет на двадцать. Передавали также, что «сегодня она хочет посмотреть, как француз делает трюки на веревке… Назавтра она приказала травить медведей, быка и обезьяну в ристалище. В среду у нее будут торжественные танцы» [1230] Early Voyages and Travels in the Levant. Bent (ed.). P. 98; Collins, II. P. 194. .

Но что бы ни подняло настроение королевы, это были не дары Сафие. Елизавета едва на них взглянула. Когда угроза со стороны четвертой испанской Армады наконец миновала, она потеряла всякий интерес к перспективе открытия нового фронта в Средиземном море. Все больше времени и внимания требовало восстание Тирона. Давление со стороны лондонских купцов также в значительной степени ослабло после недавно пришедшей из Алеппо сенсационной новости о том, что флотилия голландских торговых судов, проигнорировав монополию португальцев на плавание в данном регионе, успешно обогнула мыс Доброй Надежды и причалила в Ост-Индии. Когда они вернулись и стало известно об астрономической ценности привезенных ими грузов, лондонские купцы забыли о Турции и быстро переключились на Азию [1231] K. N. Chaudhuri. The English East India Company: The Study of an Early Joint-Stock Company, 1600–1640. London, 1965. P. 10–14. .

Это был еще один гвоздь в крышку гроба той военной стратегии, которую разрабатывали сначала Уолсингем, а потом и Рэли с Эссексом. После убийства в 1584 году Вильгельма Оранского все трое, каждый на свой манер, выступали за более агрессивную и более скоординированную стратегию борьбы с Испанией и католицизмом, которая могла бы изменить экономическое и торговое положение Англии в мире, но королева всегда вставала на пути у этих планов. Теперь же нужно было любой ценой победить Тирона, опередив отплытие пятой Армады Филиппа III в Южную Ирландию.

Когда вслед за Лестером, Уолсингемом, Хэттоном и Хансдоном отошел в мир иной и Бёрли, Елизавета стала чаще испытывать приступы глубокой депрессии. Из-за тяжелого артрита, поразившего ее правую руку, и сильной зубной боли она не могла писать и вскоре была вынуждена прекратить переписку. Когда депрессия отступала, она давала волю свойственному ей сардоническому чувству юмора. Mortua sed non sepulta! («Мертва, но не погребена!») — горько восклицала она [1232] Collins, II. P. 114; SP 12/264, no. 77; BNF, MS FF 15974, fo. 174v. .

Состояние королевы после смерти Бёрли произвело глубокое впечатление на Роберта Маркэма, кузена Джона Харингтона:

Стоит упомянуть о том, какие настроения царят при дворе… Если бы лорд-казначей прожил дольше, дела шли лучше. Он был нашим великим кормчим, все смотрели на него как на защитника. Ее Величество часто говорит о нем со слезами на глазах и отворачивается в сторону, едва о нем заходит речь. Более того, [она] даже запретила любое упоминание его имени на заседаниях Совета [1233] Harington, II. P. 291. .

О том же свидетельствуют и другие современники событий, в частности Роберт Сидни, племянник графа Лестера и младший брат Филипа Сидни, в письме Харингтону. Этот ветеран битвы при Зютфене совмещал обязанности королевского придворного со службой в Нидерландах в качестве губернатора Флиссингена, одного из так называемых «заложенных городов», которые голландцы передали Елизавете в качестве залога за предоставленные ею займы. «Я вижу королеву часто. Недавние события сломили ее, — констатирует он. — Из-за смерти Бёрли ее миловидное лицо часто орошается слезами. Она редко покидает свои покои, много размышляет в одиночестве и иногда пишет личные письма своим лучшим друзьям» [1234] Harington, II. P. 255. . Когда-то Сидни надеялся, что Эссекс сможет повлиять на его продвижение по службе, он был разочарован, обнаружив, что граф не способен ему помочь. Должность, которую он занимал во Флиссингене, предполагала регулярную переписку с Бёрли и его сыном, и он воспользовался этим для того, чтобы наладить контакт с Робертом Сесилом. Когда Эссекс отплыл с армией в Ирландию, Сидни еще больше отдалился от него и его приверженцев, ставших предметом бурных спекуляций, преимущественно враждебного толка. «Королева недовольна. Сейчас у лорд-наместника [Эссекс] есть повод для радости, но впереди его ждут лишь неприятности, — пишет Маркэм и угрожающе добавляет: — У Эссекса есть друзья, есть и враги… но, когда у человека так много явных друзей и скрытых врагов, кто знает, какой конец ему уготован?» [1235] Harington, II. P. 289–290.

Тем временем Елизавета не находила себе места из-за угрозы испанского вторжения в Южную Ирландию и неясных обстоятельств переговоров между Эссексом и Тироном у переправы Баллаклинч. Ее терзал вопрос: что в действительности Эссекс пообещал повстанцам в ходе этой встречи?