Джон Гай - Елизавета. Золотой век Англии

Вновь сработало. Елизавета не хотела держать его в тюрьме до скончания дней и не имела намерения лишать его жизни. Узы былой привязанности были разрушены незадолго до того, как его отправили в Ирландию, когда он неосмотрительно повернулся к ней спиной и оскорбил ее. Но, несмотря на это, она решила остановить судебный процесс, который мог выйти из-под ее контроля, едва начавшись.

Она вмешалась в самый последний момент, вечером 12 февраля. К тому времени Сесил вернулся из Ричмонда в свой дом на улице Стрэнд, чтобы подготовиться к предстоящему слушанию. Королева, тоже находившаяся в Ричмонде, велела Томасу Уиндбэнку, исполнявшему обязанности ее доверенного секретаря и одновременно служившему Сесилу, связаться с последним и отправить ему письмо. Скрывая свои намерения, она объяснила Уиндбэнку, на которого была возложена сложная задача точно передать ее слова, что ей «не хотелось бы упускать» судебный процесс в Звездной палате, и все же, если Сесил, Ноттингем, Бакхёрст и главный судья Попхэм «считают, что можно провести его в другое время и в другом месте в ее присутствии», то так тому и быть. В противном случае она конечно же «явилась бы завтра, такова воля Ее Величества, которую ваша честь обязаны сообщить Совету» [1264] SP 12/274, no. 40. .

Это полное лукавства послание было тщательно продумано так, чтобы создать впечатление, что, останавливая процесс, она просто уступает Совету, не давая заподозрить ее причастности к такому решению. Как проницательно заметил Сесил в записке, написанной им за несколько лет до того, когда он оказался в весьма похожем положении: «Это значит, что королева желает, чтобы ее министры сделали то, чего она не может открыто сделать сама» [1265] SP 52/52. P. 29. .

Даже после этого, не желая связывать себя какими-либо письменными обязательствами, она призвала Уиндбэнка снова, внимательно прочитала письмо три или четыре раза, «прежде чем закрыть [запечатать]», а затем приказала ему не отправлять его, сказав, что «лорд-адмирал и остальные достаточно хорошо знают ее желания и помыслы, а потому ей не нужно было писать» [1266] SP 12/274, no. 40. .

В отличие от Уильяма Дэвисона, посланного сообщить о вынесении смертного приговора Марии Стюарт, Уиндбэнк хорошо понимал, что происходит и как ему действовать. Он помчался в конюшню, вскочил на коня и «с великой поспешностью» поскакал в Лондон, чтобы предупредить Сесила, что суд нужно отменить — по крайней мере до тех пор, пока настроение королевы не изменится [1267] Иной вывод сделать трудно. Так или иначе, Елизавета приказала отослать лишь письменные указания Уиндбэнку. .

Благодарность Эссекса была вполне искренней. «Стоя на коленях, я от всего сердца признаю бесконечную доброту Вашего Величества в удовлетворении моей просьбы», — говорит он в другом письме, составленном Рейнольдсом, которое также должно было произвести на Елизавету должное впечатление. «Бог, зрящий в сердцах людей, — продолжал он, — знает, с какой верой я клянусь посвятить остаток своей жизни… подчиняясь, веря и горячо исполняя волю Вашего Величества». «Я буду жить и умру Вашим самым смиренным вассалом» [1268] SP 12/274, no. 42. , — торжественно заявляет он.

Конечно же на этом его проблемы не закончились. Хотя в марте ему было позволено вернуться в Эссекс-хаус, теперь он стал пленником сэра Ричарда Беркли, который хранил у себя все ключи от дома, спал в соседней комнате и имел приказ от королевы никому не позволять наносить визиты Эссексу без ее разрешения [1269] Birch, Memoirs, II. P. 443. . Стремясь облегчить свое положение, Эссекс пишет ряд жалостливых писем, умоляя Елизавету о милости. В его лице, уверяет он ее, она имеет «слугу, с которым никто не мог бы сравниться в смиренной и бесконечной любви». Он же в ее лице имеет «даму, нимфу и ангела, которая смотрит на меня милостивым взглядом, когда весь мир хмурится». Он заявлял, что единственное его желание — «искупить прежние обиды» и «вернуть более чем милостивое расположение Вашего Величества» [1270] SP 12/274, no. 95. .

И все же он не был свободным человеком. Он не появлялся при дворе, а его недруги в Совете продолжали его преследовать. Науськивал их и Рэли, который с помощью Сесила восстановил утраченную благосклонность Елизаветы и вернул себе свой прежний пост капитана королевской гвардии. Подходящий момент настал в мае 1600 года, когда лондонский типограф, возможно подстрекаемый Генри Каффом, сделал попытку опубликовать сочинение, горячо защищавшее все действия Эссекса со времени осады Руана. Эссекс начал работу над ним во время своего путешествия домой из Кадиса в 1596 году и уже успел распространить рукопись среди своих друзей и поклонников [1271] Birch, Memoirs, II. P. 384, 444. .

Эта книга, написанная в форме письма к Энтони Бэкону и носящая название «Апология графа Эссекса против тех, кто ревниво и злобно обвиняет его в том, что он мешает миру и спокойствию своей страны», дала Сесилу еще один шанс. После провокационной гравюры Коксона выпуск печатной версии «Апологии», несмотря на все усилия Эссекса доказать, что он не был им санкционирован, был воспринят королевой так, будто он снова добивается славы и популярности в той манере, которую она больше всего презирала и боялась [1272] Birch, Memoirs, II. P. 444. См. также: A. Gajda. Debating War and Peace in Late-Elizabethan England // HJ, 52 (2009). P. 858–862. .

В связи с этим 5 июня по приказу королевы Эссекс был в качестве пленника доставлен в Йорк-хаус, где его целый день допрашивали восемнадцать специальных комиссаров, включая Сесила, Эгертона, Бакхёрста, Ноттингема и архиепископа Уитгифта. Прежняя тактика, заключавшаяся в написании королеве самоуничижительного письма незадолго до встречи с комиссарами, не дала ожидаемого результата, и на этот раз дело было рассмотрено [1273] SP 12/275, no. 13; Birch, Memoirs, II. P. 447–454. .

Эссексу предъявили обвинения в провале ольстерской кампании, происшедшем вследствие его бесчестного сговора с Тироном, и в самовольном возвращении ко двору. Эгертон огласил приговор, согласно которому граф должен быть лишен государственных должностей и оставаться под домашним арестом до тех пор, пока Елизавета не примет иного решения [1274] Birch, Memoirs, II. P. 454. . Все обдумав, она позволила графу восстановить силы в загородном доме его жены в Барн-Элмс на южном берегу Темзы, недалеко от Ричмонда. 1 июля она освободила его из-под надзора Беркли. 26 августа после долгих раздумий она наконец заявила, что готова даровать ему свободу. Однако отказалась с ним видеться, навсегда запретила ему появляться при дворе и отклоняла все просьбы о возвращении, сколько бы льстивых и умоляющих писем он ей ни писал.

Тщетно пытаясь добиться аудиенции на протяжении долгого времени, Эссекс все больше убеждался, что Елизавета не станет продлевать приносящий ему большую прибыль откуп на налог на сладкие вина, срок которого истекал в октябре 1600 года. Этот откуп был дарован ему в 1589 году и стал главным источником его доходов. Эссекс отлично понимал, что если Елизавета не продлит откуп, то он никогда уже не сможет вернуть свои прежние позиции. Позже, когда допрашивали его друга и поверенного сэра Чарльза Дэнверса, тот вспоминал, как Эссекс сказал ему, что «узнает, что ему уготовано, по тому, будет ли продлен откуп или нет» [1275] CKJVI. P. 105; Birch, Memoirs, II. P. 472. .