Александр Бушков - Крым и крымчане [Тысячелетняя история раздора]

Еще до того, как на него пал немецкий выбор, Скоропадский весьма энергично пытался заниматься политикой самостоятельно – учредил так называемую Казачью Раду, которая, по его замыслам, должна была заменить Центральную Раду. Однако силы у него были вовсе уж скудные даже на фоне невеликого воинства Грушевского – и Казачью Раду Киев быстренько аннулировал. Теперь Скоропадский воспрянул духом…

Началось все цирком. Участвуй в предприятии прожженный цирковой антрепренер, он непременно вывесил бы афиши: «Единственный раз на манеже – гетман Скоропадский! Спешите видеть!» Особой иронии тут и нет: именно в здании цирка на Николаевской улице собрался неизвестно кем и выбранный «Всеукраинский съезд хлеборобов». Иные почитатели Скоропадского именуют его участников всего-навсего «крепкими хозяевами», «фермерами» – но это были самые крупные землевладельцы Украины (уже настрадавшиеся от «социализации»). На арене появился живописно наряженный старинным казаком Скоропадский и произнес речь об исконных вольностях и блестящих перспективах. Подавляющим большинством голосов он был тут же избран гетманом новоучрежденной Украинской Державы.

Цирк продолжался еще некоторое время. Оказалось, что ни у оккупантов (формально державших нейтралитет), ни у гетмана не было никаких заранее составленных точных планов действий – какие объекты занимать в первую очередь, какие во вторую… Нельзя списать этот промах на то, что ни у немцев, ни у гетмана не было никакого опыта государственных переворотов. У большевиков его тоже не было, однако они как раз и составили четкий план: сначала захватить почту, телеграф, телефонную станцию, не дать «керенцам» развести мосты – а далее по списку. И все прошло быстро, качественно.

О ситуации бесхитростно повествует в мемуарах сам Скоропадский: «Наступила ночь. За мною не было еще ни одного учреждения существенной важности. Между тем немцы, как передал мне Альвенслебен, начали смотреть на дело как-то мрачно. Они считали, что если я не буду в состоянии лично занять казенное здание (министерство какое-нибудь), если государственный банк не будет взят моими приверженцами, мое дело будет проиграно. Я приказал собрать все, что осталось у меня, и захватить во что бы то ни стало участок на Липках, где помещалось военное министерство, министерство внутренних дел и государственный банк. Приблизительно часа в два ночи это было сделано».

Задачу новоявленному гетману облегчало то, что ничего похожего на серьезное сопротивление он не встретил: мало оказалось дураков умирать за Центральную Раду. Ее «сечевые стрельцы» частью разбежались, видя такие новшества, частью засели в казармах и сидели смирнехонько, как мышь под метлой. Генерал Греков, заместитель военного министра, куда-то исчез, как и не бывало. Начальник генерального штаба полковник Сливинский перешел к гетману – как и охранявший Раду дивизион во главе со своим командиром. После чего быстренько разбежалась кто куда и сама Рада. В вялых перестрелках погибли всего три гетманских офицера – а свергаемые потерь не понесли вообще.

В резиденцию президента Грушевского непринужденно вломились «сечевики» гетмана и простыми солдатскими словами объявили, что он больше не президент, а так, непонятно кто. И отправили, как говорится, в пешее эротическое путешествие. Поскольку «бородатый тролль» следовать в указанном направлении не торопился, его вытащили за шиворот на улицу и вновь предложили то же самое путешествие. Грушевский был настолько разъярен столь внезапными политическими новшествами, что громогласно обозвал солдат «москалями» – хотя там были одни галичане…

29 апреля 1918 года началось недолгое и, в общем, бесславное правление последнего украинского гетмана, свою фамилию вполне оправдавшего. Хватило его на шесть с половиной месяцев…

О состоянии дел лучше всего расскажет сам гетман: «Почти все было деморализовано… Приходилось долго выбирать человека, так как один оказывался негодяем, другой – человек, совершенно неподходящий по своим политическим убеждениям, третий шел только ради жалованья, не собираясь работать… Министерство финансов пребывало в каком-то зачаточном состоянии. Министерство земледелия, наоборот, снабжено многими служащими, но все эти господа занимались исключительно политикой. Кроме того, было еще одно ужасное зло: всякий негодяй, задрапировавшись в тогу украинства, считал себя забронированным». И так далее, и тому подобное…

На дипломатическом фронте дело обстояло не так уж скверно: к июню Украинскую Державу признали 30 государств (правда, не самых значительных, Франция, Англия и США заявили о признании лишь в ноябре, когда державе украинской жить оставалось считаные дни).

С культурой тоже обстояло неплохо: были основаны Украинская академия наук, Академия Генерального штаба, Академия художеств, два государственных университета, национальный архив, национальная библиотека, национальный театр, музей, консерватория, капелла.

Гетманские войска заняли три белорусских уезда, часть Курской и Воронежской губерний, где жило некоторое количество украинцев. Именно Скоропадский первым высказал претензии Украины на Крым: «Украина не может существовать, не владея Крымом, – это будет некое туловище без ног».

В Крыму вообще-то сидели большевики – но с малыми силами. Крымские татары тем временем создали свое правительство, курултай, и, по старой памяти, заговорили о независимости под турецким покровительством.

В Крым двинулись войска оккупантов. Поначалу им сопутствовала украинская бригада генерала Натиева, но уже через неделю немцы надавили на гетмана и заставили ее вывести. Либеральничать с татарами немцы не собирались: генералу фон Секту было поручено передать оживившимся было туркам, «по возможности щадя их чувства», что о создании независимого татарского государства не может быть и речи. Курултай сильно обижался, но там прекрасно понимали, что против немцев и австрияков не очень и повоюешь…

Планы у немцев были наполеоновские: двигаться из Крыма на Кавказ и в Туркестан, а если получится, то и в Индию. Австрияки набивались в спутники в этом увлекательном походе, но немцы морщились, не желая делиться с «младшей сестренкой».

Поскольку в бывшей Российской империи (не считая Польши и Прибалтики) жило полтора миллиона немецких колонистов, занимавшихся главным образом сельским хозяйством, в некоторые немецкие головушки пришла очередная светлая идея: переселить их всех в Крым и сделать его немецкой колонией. Севастополь сделать «немецким Гибралтаром» на Черном море, крымских татар приструнить, а гетмана вообще не допускать к крымским делам – хватит ему уже нахапанных территорий…