Эрих Куби - Русские в Берлине [Опыт Второй мировой войны. 1941–1945] [litres]

Ульбрихт с усердием взялся за формирование центральной администрации Берлина. Вечером 4 мая он вызвал Йозефа Орлоппа, социал-демократа из старой гвардии, в Веддинг и заручился его поддержкой. Затем он связался с Андреасом Хермесом, бывшим министром сельского хозяйства и продовольствия Веймарской республики, которого нацисты приговорили к пожизненному заключению после заговора 20 июля, но которому удалось вырваться из их волчьей хватки. Ульбрихт представил его Берзарину, и тот предложил Хермесу возглавить продовольственное снабжение Большого Берлина, на тот момент наиболее важную и ответственную должность. Хермес согласился принять предложение – если ему выдадут велосипед. Карл Марон, другая видная фигура группы Ульбрихта, попросил о сотрудничестве доктора Артура Вернера, владельца архитектурно-строительного училища и типичного представителя верхней прослойки среднего класса. Вернер стал первым после капитуляции мэром Большого Берлина. (Позднее Хермес основал в Берлине Христианско-демократический союз.)

В отношении профессиональной компетенции советские и немецкие члены первой администрации оказались довольно разношерстой командой. И хотя русские привезли в Германию большое количество первоклассных экспертов, большинство из них были необходимы у себя дома и пробыли в Германии только короткое время. Из тех, кто все-таки остался здесь, лучшие умы оказались не в местном правительстве, а в советской военной администрации в Карлсхорсте.

Как мы уже видели, русские единолично владели Берлином всего два месяца. Тот факт, что им удалось это даже на такой срок, можно отнести как на счет хитрости Сталина, так и того, что американцы все еще не осознавали политической значимости столицы. Трумэну хотелось бы перебросить американские войска из Тюрингии в Берлин 21 июня – дата, которая помешала бы планам Микояна по демонтажу предприятий в городе. Русским отчаянно не хватало еще семи дней, и, чтобы выиграть их, Сталин сообщил Трумэну, что все его генералы необходимы на параде в Москве на этой неделе, а во-вторых, по всему Берлину оставались минные поля, которые русские хотели обезвредить до прихода союзников. Поэтому он внес предложение, чтобы оговоренные в Ялте зоны или оставались оккупированными, или были эвакуированы к 1 июля.

В результате первое обсуждение формирования союзной администрации, в которой теперь должна была быть представлена и Франция, не состоялось раньше 7 июля. 1 августа, пока «Большая тройка» совещалась в двух шагах от Потсдама, этому образованию присвоили пышное название «Союзная комендатура». (Последующие события выходят за рамки нашего повествования.)

За два предшествующих месяца некоторые старшие советские чиновники смогли добиться такой известности среди берлинцев, что их имена были даже на устах детей. Такими были: Тюльпанов со своей бритой наголо головой, руководитель культурного отдела советской администрации; здоровяк Семенов, щуплый главный редактор Tagliche Rundschau Красанов и Дымшиц, советский инспектор прессы, который служил ответственным редактором Tagliche Rundschau, пока Тюльпанов не перевел его в Карлсхорст. Довольно долгое время западные державы не могли найти никого, кто был бы равен этим людям. Британцы назначили нескольких экспертов на руководящие посты на гамбургском радио, однако те не имели почти никакого политического влияния. Американцы вряд ли могли сыскать хотя бы одного человека, который смог бы разъяснить, почему в Баварии преобладают католики, а в Саксонии протестанты; некоторые даже не знали, что такое различие существует. Первые французские назначения также оказались не особо удачными. Они включали в себя как мощную коммунистическую фракцию тех, кто сражался в Сопротивлении, так и таких, кто совершенно не был заинтересован в сотрудничестве с русскими. Тем не менее западные державы имели куда более толковых служащих в нижних эшелонах власти, чем русские, некоторые из которых немного знали немецкий.

Следующую историю подтверждают несколько надежных свидетелей. Один полковник из штаба Берзарина занимался тщательным анализом продовольственной ситуации в Берлине. Для этого он приказал своим людям погрузить все документы центрального продовольственного управления на грузовик и доставить их в комендатуру, где нескольким советским переводчикам было велено извлечь из них необходимые цифры и данные.

Они брали одну кипу документов за другой и добросовестно переводили в них строчку за строчкой. Единственное, что они смогли сообщить полковнику, так это то, что в 1934 году в Берлин с фермы Н. в Бранденбурге перевезли десять свиней. После того как его в течение суток засыпали подобной информацией, полковник понял, что такой подход к делу оказался не слишком продуктивным. Следующим решением он отправил нескольких своих переводчиков в Груневальд и Далем с приказом отыскать немца, знакомого со всем этим. Они ходили из дома в дом, пока в конце концов не нашли нужного человека. И только таким образом полковник получил наконец необходимый ему анализ.

Аналогичная ситуация наблюдалась и с немецкой стороны. В частности там, где посты среднего уровня занимали люди, не имевшие никакой квалификации, кроме их предполагаемой политической «благонадежности». Они не рвались занимать самые высокие посты, поскольку там их некомпетентность быстро обнаружилась бы, и, само собой, им не хотелось заниматься низовой работой, поскольку там пришлось бы что-то делать. Поэтому они стали бургомистрами районов, начальниками полицейских участков или руководителями антифашистских организаций, таких же новомодных, как вывешенные ими из своих окон красные флаги. Большинство таких паразитов недолго пользовалась плодами своих должностей. Некоторых вышвырнули всего через день, тогда как другие продержались несколько недель. Однако кое-кому удалось оставаться в должности до самого раздела города, когда им представился случай возродить свои надежды. Теперь они предлагали свои услуги западному командованию, которому представлялись как старые борцы за свободу и демократию. Более прибыльный путь к «черному рынку», который подобные им типы с готовностью приняли в Гамбурге, Ганновере, Мюнхене и других местах, в Берлине все еще был закрыт, просто потому, что в мае и июне 1945 года в городе не существовало настоящего «черного рынка». Ожил он возле развалин Рейхстага только после появления западных союзников и процветал в основном на поставках американских сигарет. Если судить об объемах заключенных там сделок, то американцы должны были отправлять в оккупированную Германию один нагруженный сигаретами корабль за другим.

Берлинцы дивились внезапному появлению чиновников, которых еще пару недель назад можно было принять за бродяг и которые за ночь приобрели такое положение, что могли указывать полиции, что делать. Эти люди были отнюдь не коммунисты, хотя и одевались на тот манер, который, как им казалось, русские считали типично «интеллигентским». Самым ярким предметом их антиуниформы считался берет, который, как они знали, Илья Эренбург носил на фронте. (Кстати, Эренбург был единственным из советских интеллигентов, кто надевал этот символ левого крыла французского интеллектуализма.)