Эрих Куби - Русские в Берлине [Опыт Второй мировой войны. 1941–1945] [litres]

Их расчет оказался верен только ввиду того, что русские не рассматривали их в качестве «фашистских монстров», которым следовало отправиться на тяжелые работы в Сибирь. Однако их надежды на высокие должности с особыми рационами и специальными документами сбывались крайне редко – русские неизменно отказывались видеть в этих лубочных революционерах подходящих людей для дела восстановления Германии. И хотя многие из них умудрились внедриться в администрацию и некоторое время удерживаться на своих постах путем политических интриг, их неизменно увольняли, когда русские устраивали одну из своих неожиданных чисток. Год спустя большая часть этого сброда покинула Берлин – он оказался не их естественным местом промысла.

Как ни удивительно, значительное их количество привлекла служба в полиции – несомненно, как кратчайший путь превратиться из жертвы в охотника. Что в результате получилось, описал для нас доктор Иоханнес Штумм, который позднее возглавил полицию Берлина.

Доктор Штумм служил в политическом отделе полиции Берлина до 1933 года, когда его, как известного социал-демократа, нацисты отстранили от должности. Однако он до сих пор помнил многих из старых политических преступников, и, когда он 3 мая явился в кабинет бургомистра на Пренцлауэр-Берг, там его приветствовал один из них, коммунист из старой гвардии по имени Дегенер. «Что вы тут делаете?» – спросил доктор Штумм. «Я новый бургомистр, – усмехнулся Дегенер, – а вы полицейский, верно? Вы можете создать у нас полицейский участок?» Штумм согласился при условии, что Дегенер снабдит его приемлемыми для русских документами. Дегенер немедленно выдал сертификат, что Штумм имеет предписания по «обеспечению сохранности полицейских документов» – весьма важная задача в глазах помешанных на статистике советских чиновников.

Полицейский участок в магистратуре Пренцлауэр-Берга находился в ужасном состоянии. Вся мебель оказалась поломана или украдена, а нацистская полиция сожгла все документы на соседнем кладбище. Штумму, его жене и привратнику пришлось трудиться несколько дней, чтобы привести часть кабинетов в порядок. Вскоре, когда стало известно, что районная полиция снова начала функционировать, туда хлынули полицейские, стремившиеся вернуться на прежнюю работу, и гражданские, чтобы предложить помощь или получить совет. Штумм нанял нескольких чиновников и 14 действующих полицейских, которые поначалу выглядели как обычные берлинцы. У них не было ни формы, ни оружия.

Во время своего пребывания в Москве я спросил одного отставного советского офицера, что он думал о берлинцах в 1945 году. С некоторой нерешительностью и явно беспокоясь о том, чтобы не обидеть меня, он ответил: «Знаете, они выглядели довольно жалко».

То же самое относилось и к 14 полицейским Штумма. Да и сам участок выглядел не менее убогим. Четыре пишущие машинки из прежнего участка забрали чиновники-коммунисты. Штумм выяснил адреса и имена и навестил их. «Одному из них я сказал: «Вы ведь коммунист, верно?» – «Да, – ответил тот, – а также антифашист». – «Очень хорошо, – сказал я, – антифашист не станет красть вещи. Сделайте доброе дело – верните нам пишущие машинки. Они необходимы для построения социализма в этой стране».

В середине мая Штумма и нескольких других начальников участков, получивших свои назначения столь же случайным образом, вызвал советский комендант. Он сказал им, что теперь они наконец получат «настоящих» полицейских. Представьте изумление Штумма, когда перед ним предстала группа бывших заключенных Бранденбургской тюрьмы, которым удалось убедить русских, будто они политические заключенные! В результате профессиональных полицейских, которых Штумм и его коллеги заново приняли на службу, пришлось снова уволить, и только с великим трудном Штумму удалось отстоять одного из них.

«Исключительно ради того, чтобы поладить с русскими, я назначил одного наиболее смышленого из бранденбургского сброда своим заместителем. Как только он появился в участке, то обнаружил белый китель нацистского полицейского и напялил его. Я сказал ему, что в таком обмундировании он вряд ли доберется живым до противоположной стороны улицы. Он быстро все понял. Сейчас он генерал-майор в восточной части, в Volkspolizei – Народной полиции.

Когда объявили о вакансии на пост полицай-президента, началось большое хождение туда-сюда в кабинет Берзарина. В конце концов кресло начальника полиции в здании профсоюза железнодорожников на Линиенштрассе занял бывший подполковник и кавалер Рыцарского креста по имени Маркграф, который имел полномочия сформировать управление полиции всего Берлина.

Незадолго до праздника Троицы бургомистр Дегенер вызвал Штумма и сказал ему: «Вы могли бы занять более высокий пост в полиции. Почему бы вам не посмотреть, что делается на Линиенштрассе?» Приняв такой совет, Штумм обнаружил себя в толпе соискателей всевозможных полицейских должностей, однако, воспользовавшись своими документами, он смог пробиться прямо в отдел кадров. «Главным там был рыжий парень по имени Гесслер, и с ним находилось еще шесть-семь типов, ни с кем из которых мне не хотелось бы повстречаться в темном месте».

Гесслер организовал встречу Штумма с Маркграфом, который выглядел «довольно-таки беспомощно», несмотря на свою форму полковника полиции. Он не имел ни малейшего представления, с чего начать формирование полиции Берлина, – в мирной жизни он трудился пекарем. Когда Штумм рассказал Маркграфу о своей службе в полиции, полковник моментально ухватился за то, что, по всей видимости, счел ниспосланным небесами шансом, и велел Штумму составить полный план реорганизации полицейских сил. «Когда он вам нужен?» – спросил Штумм. «Завтра», – ответил Маркграф. Штумм: «Завтра Троица». Маркграф: «Тогда к понедельнику». И это был тот самый импровизированный план, который берлинская полиция приняла к исполнению и которого придерживалась вплоть до 1958 года.

Теперь Штумму присвоили подходящее звание – такое, чтобы произвести впечатление на русских. Поскольку вицеполицай-президентом уже назначили доктора Кионку, о котором позднее выяснилось, что он состоял в СС, и которого сняли с должности, и поскольку Штумм не желал носить военное звание, его сделали «директором полиции».

Вскоре Гесслер, «начальник отдела кадров», сообщил Штумму, что Маркграф всего лишь подставное лицо и что всем здесь заправляет он, Гесслер.

«В скором времени я начал интересовался тем, что происходило в отделе Гесслера. Он строил из себя фанатичного коммуниста, однако его люди выглядели чистой воды бандитами. Они даже ночевали в своем отделе. И для этого имелась веская причина, в чем я убедился, когда однажды осмотрел это место в их отсутствие. Из-под койки Гесслера я вытащил ящик. Он оказался полон золота, серебра, часов и драгоценностей. Когда я сообщил об этом русским, они забрали своего протеже вместе с ящиком. Оказалось, он был убежденным нацистом и офицером нацистской пожарной службы».