Александр Андреев - Призрак Збаражского замка, или Тайна Богдана Хмельницкого

Куранты пробили один раз, когда Максим, несмотря на усталость, решил дочитать три оставшихся непрочитанных листа рукописи своего предка. Уже на первых строках, переполненных старинными ятями и ерами, сон и усталость у московского историка как рукой сняло.

Олекса очень осторожно упоминал о своих успешных поисках в збаражских подземельях, полных всевозможных тайн, опасностей и ловушек, причем в таких выражениях, при прочтении которых Максима бросило в озноб.

Читая окончание рукописи Олексы, Максим почти не верил своим глазам, а когда дочитал до ее последнего листа, то вообще затаил дыхание. Предок писал, что когда он со всевозможными осторожностями вел поиски под левым казематом, где «искал не им положенное», то внезапно почувствовал странный резкий запах, от которого ему захотелось смеяться, а затем плакать, после чего перед ним из стены появился огромный демон, протянувший к оледеневшему школяру огромные лапы в земле, и Олекса потерял сознание, но, слава богу, быстро пришел в себя и, несмотря на страх и слабость, не бросился стремя голову наверх, а продолжил «поиски того, что хотел найти».

Рукопись заканчивалась словами «Ищите и обрящете», а на середине двадцать первого листа его предок написал крупными буквами:

«Сей малый, но добросовестный труд составил Олекса Дружченко, что из сотенного местечка Белое Поле Сумского полка, ныне постигающий науки в Могилянской академии.

Року 1762, августа в 30-й день».

После подписи на нижней части листа были четко написаны буквы и цифры:

«16, 72, Спас, 14, забрать, печь, Венеция, Персия, Груба, 127-3, 14-6-1, 9-2-5, 12-12-3, 6-8-1, 8-2-2, 3-3-7, 5-10-6, 8-11-3. Молнии бьют купой, но не по Полтавскому полку Мартына Пушкаря. Господи, помоги мне и направь моих потомков, которых нет, но будут обязательно!».

В XVII и XVIII веках Белополье несколько раз подвергалось осаде, а в XIX столетии дважды горело. Остатки семейного архива Дружченко погибли в 1942 году во время фашистской оккупации Украины. Максим знал о своем казацком военном роде только из семейных легенд, что, однако, позволило ему точно установить всех своих предков, страшно сказать, до Смутного времени начала XVII столетия. Ничего, что было бы написано рукой Олексы, Максим не видел и с интересом рассматривал последний лист его рукописи, цифры и буквы на котором должны были открыть ему свой тайный смысл.

Максим с начала до конца еще раз прочитал обе части рукописи Олексы, потом что-то записал на листке из маленького блокнота, лежавшего в одном из десяти карманов его замечательной куртки, по весу больше похожей на бронежилет. Когда он закончил, было почти три часа ночи. Спать московскому историку в этот удивительный день 5 марта, в пятницу, совсем не хотелось, но завтра на экскурсии он должен быть бодрым и отдохнувшим. Максим лег в кровать и силой воли попытался заставить себя уснуть. Он разгадал странный набор букв и цифр последнего листа рукописи своего предка, что мог сделать только его потомок из рода Дружченко.

Сон, в который провалился историк, не был спокойным. Он был уже не Максим, а бурсак Олекса, в какой-то странной хламиде с капюшоном, вокруг было совсем темно, и огонь толстой свечи в фонаре на цепочке высвечивал только безмолвные серые каменные стены.

От промерзшего каменного пола поднимался нестерпимый холод, но градом катившийся по лицу пот совсем заливал глаза. Очень мешал капюшон, и бурсак, он же Максим-Олекса, сбросил его вместе с плащом. От резкого движения он потерял равновесие и с размаху всем телом повалился на стену, провалившуюся под его телом. Максим-Олекса упал, ударившись о камни, и увидел, что оказался в маленьком каземате с низким потолком.

С трудом нащупав под непослушными ногами опору, Максим-Олекса попытался встать, его сильно качнуло, и он упал, к счастью, на руки, которые тут же ударились в пустоту. Сразу же запахло чем-то нестерпимым и возбуждающим.

Свеча в фонаре осталась где-то сзади, но Максим-Олекса в быстро окутывающем его тумане хорошо видел распухавшую на глазах призрачную фигуру какого-то ужасного создания. Чудовище протянуло к горлу бурсака извивающиеся руки, и в наваливавшемся на него ужасе Максим-Олекса как зверь вскочил на подгибающиеся ноги и прыгнул вперед, стараясь избавиться от призрака, не издававшего ни звука. Падая, готовый провалиться в бездну, Максим-Олекса увидел перед собой груду золота, блеск которого ударил по его глазам раскаленным кинжалом, и сознание покинуло отчаянного киевского бурсака…

В субботу 6 марта Максим проснулся, когда за окном было еще темно, и попытался запомнить свой сон. У него ничего не вышло, видение исчезло как утренний туман в низине на рассвете жаркого летнего дня. Единственное, что он смог удержать в своей тренированной памяти, было чувство грозящей ему опасности. Историк привел себя в порядок, спустился вниз, выпил в крошечном буфете чашку кофе, вернулся в номер, сел в кресло и взял в руки рукопись Олексы с исписанным вчера листом из блокнота. До встречи с хранителем оставалось еще три часа, которые надо было провести с пользой.

Рукопись Олексы, второй экземпляр которой, очевидно, сгорел в Белополье еще в XIX веке, нашлась именно в Збараже, так как содержала тайну этого старинного замка. А где же еще ей быть, как не здесь? В ней предок специально упомянул Белополье, название которого, как и свою фамилию, написал крупными разборчивыми буквами, чтобы они сразу бросались в глаза и привлекали к себе внимание. Чье? Например, его потомка — историка XXI века, решившего разобрать в Белополье старый семейный архив. Олекса, конечно, очень хотел, чтобы его бумаги прочитали те, кому они предназначались, и добился этого, имея один шанс из ста, а с учетом погибшего белопольского архива — из десяти тысяч. Через двести пятьдесят лет после написания и хранения в сотнях километров от Белополья и полутора тысяч от Москвы его рукопись держал в руках прямой потомок киевского школяра.

Максим еще раз очень внимательно прочитал девятый, или двадцать первый, лист, покрытый крупными буквами:

«16, 72, Спас, 14, забрать, печь, Венеция, Персия, груба» и еще девять групп цифр по три знака в каждой, а затем фразы: «Молнии бьют купой, но только не по Полтавскому полку Мартына Пушкаря», и «Господи, помоги мне и моим потомкам!».

Цифры 16 и 72, для усложнения расшифровки разделенные запятой, означали дату основания казацкого сотенного местечка Белополья в Сумском полку на Левобережье Днепра и тогдашней границе Дикого поля.

Слово Спас и цифра 14 означали местонахождение дома семьи Дружченко в их родном городе: линия у церкви Спасителя, усадьба 14. Казаки с XVII века обозначали таким образом свои дома, на столетия опередив в удобстве поиска адресов и Европу, и Азию. В этом не было ничего удивительного, так как со времен Хмельницкого все они были грамотны, а старшина обучалась в Киеве, Остроге, Львове и даже в европейских университетах.