Александр Андреев - Призрак Збаражского замка, или Тайна Богдана Хмельницкого

Белополье, 16, 72, Спас, 14 — эта запись должна была привлечь к себе внимание кого-то из рода Дружченко, решившего разобрать семейный архив. Не так сталося, як казалося, и как рассчитывал Олекса, но, слава богу, что все-таки сталося. Собственную ДНК никому еще перехитрить не удавалось.

Слова: забрать, печь, Венеция, Персия, груба — Максим легко расшифровал еще вчера. Их родовой белопольский дом, построенный в XVIII веке дедом Олексы, завзятым казаком, участником азовских походов Петра Великого и Северной войны, стараниями его потомков, в том числе и Максима, владевшего шестью рабочими специальностями, в реконструированном виде дошел до XXI века в целости и сохранности, чего нельзя было сказать об остальной усадьбе в двадцать соток с садом и огородом. Обложенный кирпичом деревянный дом сберегался многочисленной родней в полном порядке, включая находившиеся в нем с 1740 года часть мебели и предметы интерьера, которыми не переставал восхищаться Максим во время своих не частых, но и не редких приездов в родовую усадьбу, где все было сделано руками отца, деда и прадеда при его непосредственном участии.

Дружченковский дом имел каменный и деревянный входы, прихожие, кладовые, жилой чердак-мезонин и четыре комнаты-залы.

В первой комнате за кухней царствовала классическая бесконечная русская печь, стены которой одновременно являлись стенами второй и четвертой зал. В торжественные дни только в ней готовились блюда великолепной украинской кухни во главе с пирогами с маком, который Максим всегда лично долбил в ступе большим пестиком как минимум в течение часа, а в детстве часто спал на печи зимой, когда морозы на Сумщине легко превышали отметку в тридцать градусов и начинались не в январе, как сейчас, в 2016 году, а в конце ноября.

Во втором зале на четыре окна в углу с трудом размещалось огромное венецианское зеркало, которое непонятным образом было занесено в дом с совсем не маленькими дверями и высокими потолками, до которых Максим со своим ростом в метр и восемьдесят два сантиметра мог достать рукой, только подпрыгнув. Это старинное зеркало в резной дубовой раме потрясающей итальянской работы неведомым способом в целости и сохранности привез в дом отец Олексы, выслужившийся из казаков в хорунжии, а затем и в секунд-майоры, за подвиг в битве при Ставучанах, первом крупнейшем сражении русской и впятеро больше турецкой армии, которую наше отчаянное каре разнесло в грязную пыль и дребезги, туда ей и дорога.

В третьем зале во всю немалую стену висел огромный персидский ковер ручной работы, привезенный дедом Олексы, казацким сотником, из Петровского похода за Каспий 1722 года.

Четвертая комната-кабинет отапливалась небольшой печкой, имевшей обыкновение прогорать в пять часов утра, как ее ни набивай углем и дровами, что очень не нравилось отвечавшему за ее топление шестикласснику Максиму. Такие печки на Украине с давних времен называли грубкой или грубой.

Незамысловатый, но только не для XVIII века, и понятный лишь своим, шифр Олексы Дружченко из Белополья на последнем листе его чудом найденной рукописи означал, что в каждой группе из трех цифр от первой из них надо было забрать, а попросту отнять, четыре, по числу перечисленных комнат белопольского дома. Получавшаяся первая цифра из трех в девяти группах, конечно, означала номер листа его рукописи, а вторая и третья — номер строки сверху вниз и номер слова в этой строке слева направо.

Послание Олексы в будущее было, конечно, не шедевром тайнописи, но для XVIII «просвещенного» и неграмотного столетия было достаточно сложным: расшифровать его, кроме Дружченко, смог бы только знаток. Но кого могли заинтересовать записки какого-то школяра, если даже образованных магнатов Потоцких не интересовали древние бумаги князей Збаражских, лежавшие у них в пыли прямо под шляхетным носом?

Максим еще раз прочитал окончание рукописи: «Молнии бьют купой, но только не по Полтавскому полку Мартына Пушкаря». Надо будет в Киеве выяснить, где на Украине молнии бьют в одно место одновременно. Подумав об этом, Максим вздрогнул, внезапно вспомнив свой недавний странный и страшный сон, с дождем и молниями, который, черт его знает, может оказаться вещим. А упоминание ни к селу ни к городу вместе с молниями Полтавского полка? В нем было более десяти полковников, сменявших друг друга по очереди, а Олекса упоминает именно Мартына Пушкаря, восставшего против сменившего Богдана Ивана Выговского и погибшего в проклятой битве у Диканьки.

Подумав это, Максим опять вздрогнул, вспомнив, что гоголевский демон Вий с компанией ведьм и чертей очень любил Полтавщину и окрестности Диканьки с ее знаменитыми вечерами. И этот след мохнатой лапы на стене збаражской корчмы! Как-то все собралось в одну купу — и сокровища, и чертовщина, а Максим не верил в совпадения, а только в невозможные случайности и технические сбои своего мобильного века.

А вдруг Олекса этой фразой о молниях купой и Полтавском полке указывает, где спрятаны сокровища и документы Богдана Хмельницкого? Их надо искать не только в Збараже, но и в каком-то другом месте, в которое одновременно бьют сразу несколько молний, а также, например, в Диканьке? Вряд ли гениальный Богдан спрятал архив, золото и свои регалииклейноды в одном месте. Можэ и такэ статыся, чому ни? Максим одернул себя — сначала, товарищ историк, разберись со збаражскими подземельями и разгадай тайну отцов-бернардинов, а тоди можешь шукаты дали, не треба так швыдко ижу с мухами ковтать, не упораешься, а тильки захекаешься.

Максим несколько нервно взял в руки вчерашний лист с записями из блокнота и, сверяясь с девятью группами цифр, начал делать выписки из рукописи Олексы. Эта работа заняла у него около часа, и после ее завершения историк с трудом мог держать себя в руках.

Мать честная! Ай да Олекса, ай да предок! Добрался-таки до клада Богдана Хмельницкого, показал к нему дорогу и предупредил о ловушках и опасностях, которые неведомым образом сумел преодолеть на пути к заветной цели. Отцы-бернардины, видно, не зря ели свой хлеб у господа бога, хотя и часто повторялись при устройстве замковых тайников. Сам Максим, подражая Богдану Хмельницкому, старался не повторяться. Было понятно, что подобраться к секретному залу, сделанному учеными монахами для збаражских князей, в целости и сохранности можно было только в сопровождении госпожи удачи даже для историка средневековья, живущего в XXI веке.

Богдан и его Тайная стража нашли и прошли в тайник Збаражского замка и оставили в нем сокровища и тайны юной Украины. В этом для Максима не было ничего удивительного. Для великого гетмана и его характерников вообще не было ничего невозможного. В годы Wojny Domowej один из витязей Богдана служил личным секретарем короля Речи Посполитой Яна Казимира со всеми вытекающими из этого для шляхты последствиями.