Александр Андреев - Призрак Збаражского замка, или Тайна Богдана Хмельницкого

Пройдя по Чернечей Горе вверх, Максим в только что открывшейся кассе музея купил входной билет и вошел на территорию архитектурного комплекса. Через пять минут, дойдя до места, где асфальтовая дорога переходила в грунтовую, историк вдруг выругался вслух, что делал не более одного раза в год. Впереди все было даже не сыро, а просто грязно, и его уход от погони по невысохшему после зимы Шевченковскому Гаю через музей Гуцульской трембиты был практически невозможен. По территории музея-заповедника быстро передвигаться было нельзя. Люди Гривны взяли бы Максима здесь голыми руками.

Два серьезных просчета в одном Львове — це було через-чур! Времени после звонков в броварском кафе прошло достаточно, чтобы доехать из Тернополя до Львова, и риск быть захваченным в грязи для историка возрастал с каждой минутой. Не теряя ни секунды, Максим свернул направо, сумел, не измазавшись, выбраться на несоответствующую названию улицу Роскошь и встал на остановке трамвая, маршрут которого проходил через весь город. Тут же подлетел маленький старый вагончик, историк нервно поднялся в салон и через со скрежетом закрывшиеся двери увидел, как четыре знакомых по Самчикам джипа, а за ними еще три, пронеслись совсем рядом и с нарушением правил через сплошную линию свернули на Чернечу Гору к входу в Шевченковый Гай. Люди Гривны действовали профессионально и уверенно шли по его следам.

Удержавшись от выключения телефона, Максим через несколько минут вышел на Торговой улице и направился к костелу иезуитов, изученному как свои пять пальцев. Он уже чувствовал приближение погони кожей и стал ожидать ее у входа в храм со стороны, напрочь заставленной автомобилями Театральной улицы, поставив сумку на скамейку. Хочешь не хочешь, но он должен был показать себя людям Гривны, не догнавшим его в трамвае. Теперь, на территории музея ЮНЕСКО, это было уже не так просто.

Через четыре минуты со стороны страшного своей правдой памятника Ивану Подкове к костелу уже шли, и не двое, а шестеро из ларца одинаковых с лица мужчин. Подождав, пока они его не увидели, Максим, стараясь не бежать, взял сумку и вошел в полный людей полутемный костел, в котором продолжалась служба. Войдя, он от кафедры тут же свернул направо, отсчитывая в голове летящие как пули секунды. Там, где у двух колонн сходились стены, историк открыл незаметную дверь, вошел в нее, закрыл за собой и двинулся по коридору в ту часть огромного здания, где когда-то располагалась коллегия. Пройдя по тускло освещенной средневековой галерее и сказав встретившемуся монаху dzień dobry, Максим, успев бросить взгляд на лестницу, за которой располагалась келья Богдана Хмельницкого, вышел из торца высокого костела, по короткой Шевской улице за секунды попал на знаменитую площадь Рынок, которую окружали здания XV–XVII веков, и остановился между историческим музеем и средневековым доминиканским костелом. Можно было пожалеть, что сейчас только утро, а не полночь. Ночью в соборе доминиканцев, псов господних и инквизиторов Ватикана, из ниоткуда раздавались звуки церковного хора, вызывающие оцепенение членов, а затем появлялся монах в коричневой сутане с привязанной к поясу собачьей головой, и в костеле воцарялся ужас, благодаря которому вакансии двух сторожей часто были свободны, а Максим мог легко сбежать хоть от черта лысого.

От Шевской улицы молодцов Гривны еще не было видно, но от Аптечного музея к историку двигались двое их братьев из ларца. Максим, делая вид, что их не видит, спокойно вошел в Исторический музей, располагавшийся в шеренге средневековых домов. Ему повезло, этому московскому историку, знавшему секрет львовского музея, находившегося, как и еще добрый десяток старинных зданий в центре, в проходном дворе.

Дежурный на входе куда-то отлучился, из кассы Максима не было видно, и он, пройдя сквозь еще не работавший ресторан под древними сводами, ринулся по пустому проходному двору. Через сорок показавшихся бесконечными секунд историк выскочил из открытого парадного на улицу Ивана Федорова. Свернув на Русскую и стараясь не выглядеть бегущим, он добрался до стоявшего в нескольких шагах Арсенала, знаменитого львовского музея оружия. Поднявшись по брусчатке наверх, историк купил в кассе входной билет и увидел в зеркальном стекле, как в пятидесяти шагах сзади к нему быстро приближаются трое одинаковых молодцов.

Резвые, однако, наемники работают на председателя Комитета по национальному достоянию Самой Верхней Рады. Как бы ему не доиграться со своим невыключенным телефоном, черт бы его подрал совсем.

Максим, стараясь не спешить, вошел в полутемный зал, в котором были подсвечены только витрины с хорошо ему знакомыми экспонатами времен Хмельнитчины. Слава богу, что арсенал работал в понедельник. Историк с аккуратно закинутой за плечи сумкой прошел вдоль стендов с пистолями и самопалами и с облегчением спустился в средневековый подвал с пушками, из которого почти сразу выскочил через служебный вход на площадь Колиивщины, заявив охраннику по-польски, со panu bardzo trzeba prędko vejsc na ulice.

Прямо перед Максимом, сразу за совсем маленьким музеем идей, как могучий исполин возвышалось здание знаменитого Центрального исторического архива Украины во Львове, чьи фонды хранили родословные миллионов людей до конца XVI века. Архив располагался в каком-то средневековом монастыре с действующим костелом, в который на службу ходила половина города. Максим, несколько раз работавший в нем, хотел быстро обойти огромное здание, спрятаться в расположенном через дорогу и набитом мистикой, темном как ночь музее сакральной скульптуры, оставить в нем очередной телефон без сим-карты и по змеевидной улице Римлянина уйти от погони на Зеленый шлях, а оттуда уехать на юг страны в Карпаты.

Не тут-то было. Техника слежения у людей Гривны была современной, а спрятаться в несуществующей толпе было невозможно. Чутьем загоняемого за флажки зверя Максим чувствовал себя в плотном сжимающемся кольце. Историк еще только подходил к углу здания, за которым находился вход в костел, когда увидел, как от площади Мицкевича, Соборной площади и памятника Черноволу в его направлении двигаются не менее десяти наемников Гривны, похожих друг на друга, как все люди в черном. Историк почти в отчаянии повернул за угол, увидел оказавшийся совсем рядом шпиль костела клариссинок, в котором располагался сакральный музей, и понял, что даже подойти к нему не успеет.

Неужели все кончено, и его с Гривной эпопея завершится прямо здесь и сейчас? Добегался, сукин сын, загубил ларец Богдана Великого и все с таким трудом добытые государственные тайны Хмельнитчины! Не успев лихорадочно додумать эту правильную мысль, Максим, продолжавший движение, вдруг наскочил на высокого монаха, стоявшего на его пути. В человеке в сутане он с удивлением узнал старшего из трех бернардинов, которых несколько дней назад угощал ужином в корчме Збаражского замка.