Павел Брянцев - Литовское государство [От возникновения в XIII веке до союза с Польшей и образования Речи Посполитой и краха под напором России в XIX веке] [litres]

Принявши докладную записку от Семашки, Карташевский немедленно передал ее министру народного просвещения Шишкову, заправлявшему в то же время и делами иностранных исповеданий, для доставления государю императору, но так как Шишков в это время заболел, то записка Иосифа Семашки представлена была Николаю Павловичу товарищем Шишкова Блудовым. Государь, прочитавши записку Семашки, сразу понял глубокое значение ее для России и оценил составителя ее. Он сейчас же призвал к себе Блудова и приказал ему взять Семашку под свое покровительство и вместе с ним выработать проект дальнейшей судьбы униатской церкви.

Блудов, будучи человеком глубоко образованным и истинно русским гражданином, принял самое деятельное участие как в судьбе унии, так и в судьбе самого Семашки. Последнего он принял в свой дом как родного, обласкал и познакомил со многими высокопоставленными лицами того времени. Затем они оба, то есть Блудов и Семашко, энергически взялись за дело унии, и результатом чего был обнародован 28 апреля 1828 г. высочайший указ такого рода:

I. В административном отношении греко-униатская церковь отделяется от католической. Для управления ею учреждается особая коллегия, состоящая из председателя – митрополита униатов, одного епископа, одного архимандрита и четырех протоиереев. Коллегии этой, между прочим, поставлялось в обязанность, чтобы она позаботилась об очищении униатской церкви от примеси чуждых ей обрядов и о восстановлении той чистоты ее, которая сохранялась на точном основании грамот 1595 г., положивших начало унии.

II. Униатская церковь разделяется на две епархии: Белорусскую, с главным городом Полоцком, и Литовскую, с главным городом Брестом.

III. Приказывалось немедленно завести для униатов, готовившихся к духовному званию, училища, семинарии, а в Полоцке академию. Средства же на это разрешалось взять из имений базилианского ордена и двух упраздняемых униатских кафедр – Виленской и Луцкой.

IV. Все базилианские монастыри подчиняются местному епархиальному начальству, причем базилианам запрещалось больше вмешиваться в дела униатской церкви; при этом еще коллегии давалась власть закрывать базилианские монастыри, какие она найдет нужным.

Обнародование сего указа произвело сильное впечатление на униатское духовенство, и притом неодинаковое: одних этот указ обрадовал, а других опечалил. Белое униатское духовенство, стоявшее на народной почве, от сего указа пришло в неописанный восторг, тогда как черное униатское духовенство, то есть базилиане, в ужас пришло от него. Но так как базилиане – это униатские иезуиты – всегда действовали в польско-католическом духе, то они были любимцами как поляков, так и самого папы, а потому, лишь только обнародован был вышеизложенный высочайший указ, как поляки, так и папа горой стали за своих любимцев. Первые же, впрочем, боясь открыто выступить на защиту базилиан, стали действовать в пользу их путем тайным и притом не вполне благовидным: прежде всего они прибегли к анонимным письмам, в которых базилиане выставлялись как люди великие и необходимые, даже с точки зрения русской, для Юго-Западного края, а белое духовенство смешивалось с грязью [395]; а затем, когда это не помогло и когда действительно начали закрывать лишние базилианские монастыри, стали подговаривать крестьян, чтобы те производили восстания и бунты по поводу этого закрытия. Последний же, то есть папа, повел дело открыто, пред лицом всей Европы, именно путем дипломатическим. В 1829 г. папа завел с русским правительством целую переписку, в которой святой отец энергически протестовал против преобразования униатской церкви и особенно против закрытия базилианских монастырей. Но русское правительство твердым осталось в своих действиях. На папский протест, по поручению государя императора Николая Павловича, ответил Иосиф Семашко. В этом ответе, между прочим, ясно было сказано, что преобразование униатской церкви и сокращение лишних базилианских монастырей есть дело чисто внутреннее, домашнее, до которого нет никому дела, а тем более ему, папе, так как его же предшественники дали торжественное обещание не вводить в унию ничего не принадлежащего греческой церкви, а русское правительство именно преобразованием униатской церкви и стремится возвратить ее к древней, первобытной чистоте. Такой твердый и решительный ответ русского правительства на протест папы так смутил святого отца, что тот на долгое время присмирел.

Между тем как велась переписка с римским первосвященником, преобразование униатской церкви шло своим чередом. Оно началось сейчас же после издания высочайшего апрельского указа. Прежде всего преобразование это коснулось административного управления униатской церкви. Согласно высочайшему приказу, в Петербурге основана была особая униатская коллегия, ведению которой поручались все дела униатской церкви. Председателем этой коллегии был униатский митрополит Булгак (брестский архиепископ), а помощником его Иосиф Семашко, который скоро потом был хиротонисан в епископы. Затем коллегии поручено было обревизовать все базилианские монастыри, а которые из них найдутся ненужными – упразднить. Коллегия с жаром взялась за это дело; в продолжение каких-нибудь трех месяцев она закрыла их более шестидесяти, а имения и фундуши с высочайшего согласия обратила на содержание униатских школ и белого униатского духовенства [396]. Потом приступлено было к основанию учебных заведений и, между прочим, духовной семинарии. Последняя открыта была 7 октября 1828 г. в Жировицком монастыре [397]. Но, несмотря на преобразования, которые производимы были в униатской церкви до польского мятежа 1831 г., никто, собственно говоря, не подымал серьезно вопроса о соединении униатской церкви с православною. Польское же восстание поставило этот вопрос ребром, так сказать. Оно показало до очевидности, как вредно для России латинское направление в унии. Вследствие этого воссоединение униатов, после мятежа, в глазах русского правительства получило характер в высшей степени политический, а потому русское правительство вместе с Иосифом Семашкою стало торопиться решением сего вопроса. Тогда же, между прочим, решено было приступить к окончательному устройству единства богослужения и обрядности в униатской церкви с православною. По поводу этого 4 февраля 1834 г. в Полоцке в одной из греко-униатских церквей составилось торжественное заседание из следующих лиц: униатского митрополита Иосифа Булгака, епископов: литовского Иосифа Семашки, оршанского Василия Лужинского, брестского Антония Зубки и пинского Иосафата Жарского [398]и асессоров коллегии: Василия Маркевича и протоиерея Пельховского. На этом заседании положено было: а) ввести во всех униатских церквах богослужебные книги московского издания; б) устроить в них такие же иконостасы, какие существуют и в православных церквах; в) употреблять при униатском богослужении церковную утварь подобно той, какая существует и в православных церквах. Таким образом, униатская церковь благодаря сим постановлениям совершенно уподобилась и по внутреннему своему устройству, и по внешнему виду православной церкви. По словам преосвященного Антония Зубки, оставившего нам свое знаменитое сочинение: «Трактат о греко-униатской церкви», постановления февральского униатского заседания все настоятели приходских униатских церквей приняли без всякого протеста, за исключением весьма малого числа [399]; но при этом замечает, что в то же время и все догадались, что дело шло к соединению с православною церковью.