Павел Брянцев - Литовское государство [От возникновения в XIII веке до союза с Польшей и образования Речи Посполитой и краха под напором России в XIX веке] [litres]

Дневник Кибурта.Плывя по Неману, немецкое посольство, во главе которого стоял Кибурт, прежде всего прибыло в город Ковну. Город этот управлялся, как говорит Кибурт, от имени Витовта, русским боярином Иваном Феодоровичем, который принял его весьма радушно. Кибурт пробыл здесь несколько дней, пока не получено было разрешения от Витовта на беспрепятственный проезд посольства в Вильну. Находясь в городе, он помещен был не в самом центре его, где был замок и цитадель, а в предместье Ковны. Кибурт пишет в своем дневнике, что он несколько раз просил позволения побывать в замке, но ему все отказывали. «Но зато, – прибавляет посол, – я хорошо рассмотрел внешний вид замка из своего окна; замок этот, – по словам Кибурта, – находился от его помещения недалеко, только на другой стороне реки». Видел также Кибурт из своего окна и лагерную стоянку литовских войск. По описанию его, лагерь этот принадлежал коннице и пехоте вместе. Конница состояла из нескольких отрядов, весьма разнообразно одетых и вооруженных; тяжелая кавалерия была закована в железо, по образцу польской, а легкая – вооружена была только пиками. Пехота состояла из одного лишь небольшого отряда, и притом пожилых и длиннобородых людей. Одеты последние были в темно-серые верхние плащи, с остроконечными капюшонами, и разноцветные нижние кафтаны. Всему этому войску, заключает Кибурт, производил учение какой-то русский князь Юрий.

22 июня Кибурт с своею свитою и в сопровождении литовского чиновника отправился в Вильну. У городских ворот Кибурт встречен был наместником Вильны Монвидом и множеством военных и гражданских чиновников и препровожден в нижний замок, где ему навстречу вышли великокняжеские дворяне и поднесли хлеб, соль и кубок пива на золотом блюде. Отсюда посол с своими спутниками отправился в кафедральный собор. В соборе он окроплен был святою водою и приложился к иконам. Затем посольство помещено было в одном из деревянных домов на берегу Вилии.

Так как Витовта не было дома, то посольство имело достаточно времени осмотреть город Вильну и познакомиться с высшими лицами города. Больше всех понравился Кибурту католический епископ Андрей Василло. По словам рыцарей, Василло был высокого роста, приятной наружности, с изящными манерами; говорил он бойко по-немецки и по-латыни. В самый день прибытия посла епископ пригласил его со свитою к себе к обеду. Вечером Кибурт и его спутники отправились в собор. В своем дневнике Кибурт так описывает главный католический храм в Вильне: «Здание отличается обширностию и было построено там, где находился языческий храм, так что стены сего последнего остались нетронутыми и вошли во вновь выстроенный католический собор. Внутри собор разделен был тремя рядами массивных колонн. Колонны эти поддерживали двускатную крышу. По внешним углам здания возвышались четыре башни и еще три на ребре крыши. В самом храме, по сторонам, устроены были разные часовни (каплицы) и небольшие приделы с алтарями, отделявшиеся от внутреннего помещения решетками». Главный алтарь стоял там, где прежде горел неугасимый огонь Перкуна. Украшение храма не отличалось изяществом, но повсюду блистали отлитые из дорогих металлов канделябры и разные стоячие и висячие светильники. Когда послы вошли в собор, то в нем господствовал полумрак и слышалось однообразное пение псалмов. Но вдруг осветился зажженными свечами алтарь св. Иоанна Крестителя, и послы увидели около этого алтаря столпившийся народ, дотоле почти незаметный в огромном здании. Здесь священник начал служить вечерню; голос его вскоре был заглушен хором певчих, а затем раздалась могучими звуками музыка; когда же хор и музыка стали как бы замирать постепенно, тихо и нежно, то раздалось потрясающее душу пение: «Слава Отцу и Сыну и Святому Духу». Такое пение и такое богослужение, по справедливому замечанию г. Иловайского, очевидно, было рассчитано на то, чтобы производить сильное впечатление на недавних язычников, и действительно, при пении вышеозначенных слов народ падал на землю. По сказанию Кибурта, литвины, как ему передавал Василло, отличались особым усердием к христианству и покорностию папским велениям и находятся на пути к западноевропейской цивилизации.

Затем Кибурт описывает ночное пиршество, устроенное в честь послов наместником Монвидом в его летнем местопребывании, в предместий Лукишки. Пир сопровождался музыкою и пением и происходил в просторной комнате, освещенной восковыми свечами, за большим овальным столом. Послы обратили внимание на то, что тут не было определенных мест по чину, а каждый садился, куда хотел, и отсюда заключили, что в Литве все равны. В своем дневнике Кибурт говорит, что как в Вильне, так и в предместьях ее были прежде рассеяны языческие капища, между ними были и каменные, посвященные разным божествам. Так, например, было каменное капище в предместье Антокольском, где находилась и священная роща, посвященная всем богам. За этим предместьем, по словам Кибурта, в его посещение Вильны, простирались большие леса на далекое пространство; тут разбросаны были зверинцы виленских бояр и их охотничьи дома, окруженные тыном. После всего этого Кибурт с большими подробностями останавливается в своем дневнике на описании ночного народного гулянья в день св. Иоанна Крестителя. Гулянье это происходило где-то за городом. Послы вечером, в сопровождении литовского полицейского чиновника, ездили за город в соседние рощи и долины посмотреть на это народное гулянье. Они там видели целые ряды шалашей и палаток. По их рассказам, бесчисленное множество простонародья сошлось сюда погулять, попить пива и пображничать; от говора, пляски, пения и музыки стон стоял над рощами и долинами, а от разведенных костров на небе отражалось зарево, как от большого пожара. Кроме простонародья Кибурт видел тут множество лиц высшего сословия – мужчин и женщин. И те и другие или ходили, или сидели на богатых коврах или подстилках вокруг огромного пылающего костра; при этом Кибурт замечает, что мужчины и женщины держали себя в почтительном отдалении друг от друга. Некоторые из мужчин и женщин высшего сословия пили и закусывали подле низких столов, другие слушали пение старцев; слуги светили восковыми свечами и факелами. Недалеко от палаток и шалашей знатных лиц, на двух пригорках, поочередно играли два хора музыки, а кругом на холмах пылали смоляные бочки и смолистые деревья.

Кибурт хвалит в своем дневнике положение и укрепления Вильны, в которой, по его словам, было 25 000 жителей и 6000 гарнизона. Но в своих замечаниях относительно населения Вильны, состоявшего из народностей: собственно литовской и русской, Кибурт благосклоннее относится к первой, чем ко второй; тут, конечно, отразилось его нерасположение к русским, как к православным. Посол говорит, что литовцы по наружному виду отличаются большою красотою и симпатичностию; они, по его словам, высокого роста и темноволосы, тогда как русские среднего роста и рыжеволосы. По нравственным качествам Кибурт также ставит литовцев выше, чем русских: он говорит, что литовцы отличаются от русских большею честностию и знанием военного дела. Но при этом он прибавляет: «Все литвины ленивы и привержены к крепким напиткам, а русские более трудолюбивы, мало пьют и вследствие этого зажиточнее первых». О литовских и русских женщинах Кибурт отзывается так: «Литвинки очень красивы, головы свои убирают со вкусом; деревенские же женщины ходят простоволосые и искусно причесывают свои волосы, но все они отличаются более свободными нравами. Русские же женщины некрасивы и притом еще безобразят себя неуклюжими головными уборами, но зато все они, – прибавляет посол, – отличаются строгой нравственностью».