Генри Хаггард - Земля теней

Джоанна отправилась к себе в комнату и первым делом сняла мокрое платье, противно липнущее к телу. Затем она переоделась в свой воскресный наряд – милое серое платье с небольшими оборками на воротнике и манжетах. Расчесав свои густые каштановые волосы, она скрутила их на затылке в свободный узел – сама она об этом не задумывалась, но такой стиль шел ей более всего. Через несколько минут после того, как миссис Джиллингуотер покинула «Корону и Митру», туалет девушки был завершен, и она направилась в гостиную, где собиралась выпить две, а то и три чашки чая, поскольку чувствовала ужасную жажду… однако едва смогла сделать лишь пару глотков. Попыталась съесть что-нибудь – однако еда, казалось, душила ее, и любая попытка откусить хоть кусочек вызывала головокружение и покалывание в руках и ногах.

«Что со мной? – думала Джоанна. – В моих венах точно огонь течет вместо крови. Наверное, все эти сцены меня слишком расстроили – или чай слишком крепкий. Что ж, пора навестить капитана Грейвза. Тетушка не вернется до полуночи, а то и позже, и это мой последний вечер здесь, так что лучше использовать его в полной мере. Могу поклясться, что завтра меня выгонят из дома».

Горько усмехнувшись собственным мыслям, она взяла свечу и отправилась к Генри.

Возле самой двери в комнату она остановилась и, случайно или намеренно, повернулась, чтобы взглянуть на себя в зеркало – дорогое и массивное, в тяжелой дубовой раме, наверняка привезенное сюда из какого-то дома по соседству. Первый взгляд был рассеянным… но вдруг Джоанна подняла свечу повыше и стала рассматривать свое отражение внимательнее; возможно, впервые в жизни ее очаровала собственная внешность, и она осознала свою истинную красоту. В самом деле, в тот момент она была прекрасна – настолько прекрасна, что мы при взгляде на нее могли бы без труда представить, как выглядела Елена или любая из тех женщин древности, ради которых мужчины готовы сжечь весь мир.

Ее карие глаза под изогнутыми ресницами и тяжелыми веками были наполнены странным светом; ее нежные, как у ребенка, губы были слегка приоткрыты, и за ними поблескивали белоснежные зубы; пылающие щеки напоминали персик, а прелестную головку венчала тяжелая корона золотисто-каштановых волос… Возможно, все дело было в платье, и оно подчеркивало ее красоту своей скромностью – но Джоанна, довольно критически осмотрев себя, решила, что и фигура вполне соответствует лицу. По правде говоря, было бы действительно трудно найти молодую женщину в более совершенной физической форме. Высокая, стройная, она двигалась с врожденной грацией, а все изгибы ее тела были нежны и плавны.

Джоанна подняла свечу повыше

Теперь, впервые так внимательно оглядев себя, Джоанна внезапно поняла, как случилось, что Сэмюэл Рок так безумно поклоняется ей. Что ж… если ее красота так потрясла душу одного человека, то почему бы красоте в сочетании с нежностью и любовью – безграничной любовью! – не потрясти душу другого? Девушка улыбнулась этой мысли – медленной, сладкой улыбкой – и в этот момент на нее снизошло ощущение собственной силы, которой она не понимала до этого момента…

Если не считать коротких визитов миссис Джиллингуотер, приносившей ему чай и обед, этот день Генри Грейвз провел в одиночестве. Со дня несчастного случая прошло почти девять недель, и хотя он пока не решался спустить больную ногу на пол, во всех остальных отношениях он был совершенно здоров. Впрочем, он сильно похудел, лицо его побледнело от перенесенных страданий, и теперь его украшала короткая каштановая бородка. Генри чувствовал себя хорошо, так что доктор – хотя и не без некоторого сомнения – позволил ему изредка вставать и делать простые упражнения на костылях, разумеется, не рискуя понапрасну и не перетруждая ногу. Переезд домой доктор не рекомендовал – из-за неминуемой тряски в экипаже, выход на улицу так же было решено отложить еще на некоторое время. Генри был совершенно согласен с доктором, хотя Эллен надулась и сообщила на это: она совершенно уверена, что переезд будет безопасен.

На самом деле причина нежелания возвращаться домой крылась совсем в другом: Генри совершенно не рвался в общество своих родных, да и в любое другое общество, кроме того, в котором он сейчас обретался. Скажем прямо: он был очень рад оказаться вдали от Рошема и той навязчивой заботы, которую сулило ему возвращение под родной кров; отдельно он был рад сбежать от Эллен и ее противного жениха Эдуарда.

Не прельщал Генри и визит в дом мистера Левинджера, поскольку он теперь знал, что от него будут ждать предложения Эмме Левинджер – а делать это предложение Генри Грейвз не желал по многим причинам.

Бедная девушка, конечно, сильно преувеличивала фатальные последствия своей страстной вспышки, о которой Генри, честно сказать, почти забыл – но все же была в некоторой степени права. Не то чтобы он стал думать о ней хуже: ни один мужчина не станет думать о женщине хуже только потому, что она его любит или даже притворяется, что любит. Однако вся эта запутанная история сильно раздражала его, и он досадовал, что невольно запутал все еще больше. Как он мог теперь оставаться другом Эммы Левинджер – после того как она сделала подобное признание? Генри полагал, что это будет трудно, если не невозможно. Теперь он должен либо ответить на признание так, как от него ждут – либо выбрать более легкий путь и держаться от Эммы подальше.

Нет, Генри Грейвз вовсе не хотел ничьей компании и был рад, что ему все еще не разрешают выходить, хоть и жаждал вдохнуть свежего воздуха. Однако обстоятельства складывались так, что, по всей видимости, рекомендациями врачей предстояло пренебречь: сегодня в полдень Генри получил записку от Эллен, в которой она сообщала, что их отец выглядит такими больным и беспокойным, что она сегодня не сможет приехать в Брэдмут.

Генри больше не мог скрывать правду от самого себя – единственное общество, которого он желал, было общество Джоанны, а в течение последних двух недель он виделся с ней все реже и реже. Они с Джоанной не разговаривали на эту тему, но Генри не сомневался, что ее нарочно держат подальше от него. Почему это происходит? Неспокойная совесть с легкостью нашла ответ на этот вопрос: потому что их зародившаяся близость нежелательна. Увы! Именно так и обстояло дело. Генри не хотел примиряться с этим фактом, смеялся над ним и отрицал вплоть до сегодняшнего дня, но факт упорно маячил перед самым его носом, и сегодня Генри Грейвз, жертва вынужденного одиночества и тяжких раздумий, с некоторым даже облегчением признался собственному сердцу: если он не влюблен в Джоанну Хейст, то уж и не знает, что такое любовь! По крайней мере, он знал точно: присутствие девушки было ему необходимо, а предполагаемая боль расставания с ней – абсолютно невыносима.