Генри Хаггард - Земля теней

Он нашел меня в аббатстве Рамборо, близ той самой башни – я ушла туда, чтобы побыть в одиночестве, потому что была взволнована и расстроена. Он сделал мне предложение – в такой странной, грубой и жестокой манере, что напугал меня. Однако более всего я боялась, что он расскажет о моем отказе – а я ему отказала! – тетушке, и она сделает мою жизнь невыносимой. Видите ли, у меня нет друзей, на меня все смотрят свысока, и жизнь моя здесь и без того несчастна. Я заключила с Роком сделку: он оставит меня в покое на полгода, и тогда я дам ему окончательный ответ – он же пообещал ничего не рассказывать тетушке. Обещание свое он не сдержал – потому что сегодня утром подстерег меня и вел себя нагло и отвратительно до такой степени, что не сдержался, насильно обнял меня и поцеловал, а потом порвал на мне платье. Я оттолкнула его и высказала все, что о нем думаю. Тогда он поклялся, что рано или поздно я буду его женой – и ушел. Потом я вернулась домой и все рассказала тетушке, она же в ответ сообщила, что либо я выйду за Сэмюэла Рока, либо меня выгонят из дома через день или два. Полагаю, мне придется уйти. Вот и вся моя история.

– Скотина! – с чувством пробормотал Генри. – Хотел бы я, чтобы он попал ко мне на корабль… Я бы поучил его манерам! Что же вы собираетесь делать, Джоанна?

– Я не знаю. Буду работать, если смогу – и голодать, если не смогу. Это не имеет значения; никто не будет скучать по мне, всему миру все равно, что со мной будет.

– Не говорите так, Джоанна! – Генри внезапно охрип. – Мне не все равно!

– Очень мило, что вы так говорите, но вам и без меня есть о ком позаботиться. Например, о мисс Левинджер.

– Я уже однажды говорил вам, я не помолвлен с мисс Левинджер!

– Пусть так, но придет время – и вы скажете мне или другим совсем другое… и я думаю, будете правы – она милая девушка. А теперь, сэр, я приведу здесь все в порядок, пожелаю вам спокойной ночи… и прощайте. Я больше не вернусь сюда. И не стану дожидаться, пока меня выгонят, как бездомную собаку.

С этими словами Джоанна принялась прибираться в комнате, двигаясь словно механическая кукла. Генри наблюдал за ней не в силах вымолвить ни слова. Наконец все было убрано, сделано и приготовлено, и девушка собралась уходить. Тут сердце Генри, которое он тщетно пытался сковать, разорвало свои узы: он сел и заговорил, чуть не плача:

– О Джоанна, я не знаю, что со мной, но я… я не могу с вами расстаться! Хотя, конечно, вам лучше уйти, потому что я не смогу жениться на вас… видит небо, я хотел бы этого больше всего на свете!

Девушка подошла и встала перед ним.

– Я буду помнить эти слова, пока живу на свете, потому что я знаю, что они правдивы. Я знаю и то, почему вы не можете на мне жениться – в деревне все всегда всё знают. Это разорило бы вашу семью – хотя я оказалась бы в раю.

– Так ты… действительно любишь меня, Джоанна? – тихо и испуганно спросил капитан Генри Грейвз. – Любишь? Ты должна простить меня – я ничего в этом не понимаю… в сердечных делах… Боже, я какой-то идиот! Но я не знал, что ты меня любишь.

– Люблю ли я! Во всяком случае, я люблю вас достаточно, чтобы не выйти за вас замуж, даже если бы вы этого захотели. Мне кажется, навредить мужчине, опозорить его и всю его семью – не самый лучший способ продемонстрировать свою любовь к нему. Вам есть что терять. Вы не такой, как я, я, у которой нет ничего, даже честного имени. Люблю ли я вас…. – низкий ласковый голос Джоанны, казалось, проникал в каждую клеточку тела Генри, заставляя его дрожать, как дрожат струны арфы под рукой музыканта. – Есть ли в мире слова, способные выразить, как я люблю вас. Послушайте… Когда я впервые увидела вас там, у аббатства, я изменилась в одно мгновение. Когда вы, бездыханный, лежали в моих объятиях – я стала иной, новой женщиной, рожденной не на земле, а в небесах… женщиной, чьего разума я не в силах была постичь – так сильно он отличался от моего. А потом я все поняла – когда все думали, что ты умираешь, и я вдруг знала, что ты будешь жить! Когда я услышала крик мисс Левинджер и увидела ее обморок – я все поняла и про нее… и про себя. Я поняла, что тоже люблю тебя. Мне надо было уйти тогда – но я не могла оторваться от тебя. О, пощади меня, не думай обо мне слишком дурно – помни, кто я и что я такое! Я – та, у кого никогда не было ни отца, ни матери, ни сестры или друга. Мне некого было любить – но любви я желала превыше всего! И вот она пришла ко мне, эта любовь, и дала мне все, чего у меня никогда не было. Эта любовь была сильнее, чем сотня видов любви куда более счастливых девушек. Я любила тебя… я люблю тебя! Да, я хочу, чтобы ты узнал это до того, как мы расстанемся, и я надеюсь, что ты никогда этого не забудешь – потому что никто никогда не будет любить тебя так сильно, как я, а я… я буду любить тебя до самой смерти. Вот теперь все, с этим покончено, и теперь не останется ничего – только немного боли в твоем сердце и воспоминаний моего разбитого сердца. Ты снова говоришь о женитьбе? Разве я не сказала – ты не сделаешь этого! Но я никогда не забуду, что ты этого хотел…

– Я сказал, что женюсь на тебе, Джоанна! – хрипло прорычал Генри. – Зачем мне губить свою и твою жизнь ради других?

– Нет, не женишься! Зачем тебе губить жизнь Эммы Левинджер, твоей матери, твоей сестры? Зачем навлекать позор на себя ради такой девушки, как я? Нет, ты не станешь! Прощай! Отныне и навсегда – прощай!

С этими словами девушка протянула к нему руки, а по лицу ее медленно катились хрустальные слезы.

Генри увидел их – и они растопили его сердце быстрее, чем все слова Джоанны.

– Моя любовь! – прошептал он, привлекая девушку к себе.

– Да… поцелуй мои слезы сейчас, и тогда, что бы со мной ни случилось, я больше никогда не буду плакать!

Миновало несколько дней с той ночи признаний и откровений – и однажды утром Генри проснулся от грохота экипажа и громкого стука в двери «Короны и Митры». Странный трепет пробежал по телу Генри; он встал с постели и захромал к окну. Здесь он увидел, что перед гостиницей остановился старый рошемский охотничий экипаж – длинная повозка с лестницами по обеим ее бортам, предназначенная для перевозки 8–9 человек разом по бездорожью.

– Отныне и навсегда – прощай!

В дверь же гостиницы стучал Эдуард Милуорд собственной персоной, и Генри сразу догадался, что явился он по его душу.

«Что ж, возможно, это и к лучшему!» – мрачно подумал Генри, и тут же душа его наполнилась безотчетным страхом. Что же случилось? Почему Милуорд заявился в гостиницу в такой ранний час?

Через минуту Эдуард уже входил в комнату в сопровождении миссис Джииллингуотер.