Генри Хаггард - Земля теней

Когда адвокат закончил читать этот длинный документ, не стоивший на самом деле и бумаги, на которой он был написан, были торжественно продемонстрированы подписи свидетелей, после чего документ убрали в шкатулку. Трое из слушателей прекрасно знали, что в завещании с тем же успехом можно было упомянуть корону Англии и назначить им всем любую, самую баснословную сумму; однако четвертый, Эдуард Милуорд, который все еще несколько колебался в отношении своих брачных перспектив, был чрезвычайно рад услышать, что его будущая жена унаследовала столь крупную сумму, не говоря уж о ее шансах стать единственной владелицей всего состояния, если Генри умрет без наследников. Он знал, что имеются долги и ипотечные платежи, но предполагал, что все они предусмотрены в страховке и снимаются с имущества после смерти сэра Реджинальда. Эдуард столь явно выказал свое удовлетворение, что адвокат, догадываясь, что мистер Милуорд находится во власти некоего заблуждения, заколебался и многозначительно взглянул на него, однако прежде, чем он успел дать пояснения по завещанию, Эллен, всегда бывшая настороже, поняла намек и, ласково положив руку на плечо Милуорда, сказала:

– Возможно, вы не будете против, если я попрошу вас на некоторое время оставить нас, Эдуард? Насколько я знаю, есть пара вопросов, которые моя мать хотела бы обсудить исключительно в узком семейном кругу.

– Конечно! – весело отвечал Эдуард.

Он узнал всё, что хотел узнать, и теперь радовался возможности сбежать со скучной церемонии, поскольку похороны и оглашение завещаний всегда нагоняли на него тоску.

Леди Грейвз стояла у открытого окна и не слышала этих реплик, однако Генри услышал – и впервые нарушил молчание.

– Я полагаю, вам лучше остаться, Милуорд. Скрывать нам нечего! – и он мрачно усмехнулся.

– О нет, спасибо-спасибо! Я услышал все, что хотел, поэтому лучше пойду в сад и выкурю сигару! – и прежде чем Генри снова заговорил, Милуорд бодро вышел из комнаты.

Адвокат кашлянул и положил руку на шкатулку с завещанием.

– Вы, вероятно, знаете, сэр Генри, что все основные положения этого документа касаются земли, поскольку все капиталы исчерпаны. Кстати, должен заметить, что законность методов, с помощью которых выдавались займы, могла бы быть оспорена…

– Да, – равнодушно сказал Генри. – В таком деле все средства хороши.

– Разумеется, – продолжал адвокат, – вы наследуете поместье, площадь которого вряд ли уменьшится, однако эти земли, насколько я знаю, заложены мистеру Левинджеру, который держит ценные бумаги в доверительном управлении в пользу своей дочери и которому выплачивается большая сумма в счет процентов с долга.

– Да, я знаю об этом.

– Акхм… тогда, я боюсь, мне нечего больше сказать. Я искренне надеюсь, что вы сможете изыскать средства для выплаты по всем обязательствам – в этом случае мы будем особенно рады действовать в ваших интересах. Кстати, у нас на руках находится небольшая сумма, которую прислал один наш клиент – в счет оплаты долга вашего покойного брата, поскольку выяснилось, что долг был сосчитан неверно. Мы хотим передать вам эту сумму, разумеется – после вычета стоимости наших услуг.

– Разумеется! – воскликнул Генри. – Видите ли, у вас может не быть другого шанса получить свои деньги. Ну, на этом все. Экипаж вас ждет. Доброго дня.

Адвокат пожал ему руку, собрал документы и откланялся. Уже подъезжая к станции, он думал про себя: «Как я рад, что отделался… от этого дела. Оглашение этого завещания – еще более унылая процедура, чем сами похороны. Вероятно, на этом конец отношениям, которые мы поддерживали с этой семьей почти сто лет… Хотя придется еще приезжать сюда, когда будут описывать поместье. Я рад, что сэр Реджинальд не дожил до этого – мне нравился старик и его старомодные манеры… Новый баронет выглядит простовато, хоть язык у него и острый, но мне кажется, его гложет какая-то мысль, да и выглядит он плохо… Ах, как они были глупы, заложив поместье! Нас в этом винить нельзя, мы возражали против этого весьма энергично.

– Тогда, я боюсь, мне нечего больше сказать

Но сэр Реджинальд был абсолютно под властью своего старшего сына – а тот был мошенником. Теперь они нищие, абсолютно и совершенно нищие, они даже не смогут выплатить долги. Я помогал не на похоронах одного человека – я помогал на похоронах целой семьи, причем без всякой надежды на воскрешение и жизнь вечную, как говорят священники… Девица собирается выйти за богача – о, она-то знает, с какой стороны мазать масло на хлеб, и голова у нее на плечах есть. Что ж, хоть это утешает… Итак, Грейвзы – банкроты, с ними покончено, и мне не стоит расстраиваться из-за того, что я не в силах изменить. Вот и станция. Интересно, стоит ли дать чаевые кучеру? Я помню, как он вез меня на крестины старшего мальчика Грейвзов… тогда мы оба были молоды…. Да нет, не стоит: я вряд ли увижу его снова…»

После ухода адвоката в комнате некоторое время стояла мертвая тишина. Казалось, каждому хотелось нарушить ее – но никто не мог найти слов. Генри, разумеется, понимал, что обсуждение того, о чем говорил в свои последние ужасные минуты его отец, будет возобновлено – однако от всей души желал, чтобы это произошло не теперь, когда он не чувствовал себя в состоянии справиться с горькими аргументами, несомненно приготовленными для него Эллен, и еще более того – с возможными мольбами матери, если она до них снизойдет. В конце концов, он заговорил первым.

– Эллен… кто был на похоронах нашего отца?

– Все! – многозначительно сообщила Эллен. – Видишь ли, правда о нашем положении еще не раскрылась. Пока мы все еще люди чести и высокого положения.

Мать повернулась к Эллен и слабо шевельнула рукой, словно выражая неодобрение тому тону, который выбрала девушка. Поняв намек, Эллен продолжала совсем иначе: спокойным ровным голосом человека, перечисляющего некий инвентарь, хотя речь шла о соседях Грейвзов и друзьях, которые не смогли приехать, но прислали венки и соболезнования. В заключение она сказала:

– Мистер Левинджер, разумеется, был, но Эмма не пришла. Она прислала прелестный венок из белоснежных лилий и стефанотиса [8] Стефанотис, др. название «свиные ушки», комнатный жасмин. Род лиан. .

В этот момент в комнату вошел старик-дворецкий, лицо его было искажено горем – он очень любил сэра Реджинальда, который приходился ему молочным братом. Дрожащим голосом он объявил, что доктор Чайлдс ожидает встречи с сэром Генри.

– Пригласите его сюда! – распорядился Генри, радуясь в душе этому внезапному вмешательству.