Генри Хаггард - Земля теней

Чем дольше он проводил с нею время, тем больше привязывался к ней. Она привлекала его многим – своей мягкостью, утонченностью мыслей, сочувствием к страданиям, любовью ко всему прекрасному и благородному, незаурядным умом и любознательностью… Казалось, Генри уже не мог представить ни одной женщины, на которой предпочел бы жениться, если бы ему удалось завоевать сердце Эммы. Но едва он об этом задумывался – перед ним вырастали два призрака: Джоанна – милая, страстная, любящая, и пергамент с огненной надписью «Ипотека! Шестьдесят тысяч фунтов стерлингов!»

Наконец, десять дней его пребывания в Монкс Лодж подошли к концу, и вот старый кучер из Рошема остановил двуколку у дверей дома Левинджеров, чтобы отвезти сэра Генри домой.

– Я не знаю, как мне благодарить вас, Левинджер, за те доброту и гостеприимство, которые вы мне оказали! – сказал Генри на прощанье. – Уже очень давно я не проводил время так… замечательно и беззаботно. Это был настоящий отдых, и теперь я пришел к выводу, что отдых – это вообще самое лучшее на свете занятие. Однако теперь пора вернуться к своим заботам.

– Вы имеете в виду одиннадцатое октября? – спросил мистер Левинджер.

– Да, и одиннадцатое октября, и все прочие дни тоже. Я понятия не имею, что делать с фермами… но не стану утомлять вас теперь этими разговорами. До свидания и еще раз – большое спасибо!

Старый кучер из Рошема остановил двуколку у дверей дома Левинджеров

– До свидания, Грейвз, и не волнуйтесь. Я полагаю, все образуется. Мой опыт показывает, что в жизни всегда что-то происходит – и именно тогда, когда это необходимо.

– О, сэр Генри! – воскликнула Эмма, появляясь в дверях гостиной. – Вы не могли бы передать записку вашей сестре? Она уже готова.

– Конечно! – улыбнулся Генри, протягивая руку.

– Речь идет о нашей с ней поездке в Лондон в следующем месяце, за свадебным платьем. Я поговорила с папой, и он говорит, что я могу поехать, если мне этого хочется. Не то чтобы я разбиралась в свадебных платьях… но я рада сменить обстановку. Вы поедете с нею?

– Право, не знаю… мой старый товарищ дает в двадцатых числах обед в «Тряпке» – мы празднуем годовщину одного совместного приключения… На днях я получил от него письмо с приглашением. Я еще не отвечал, но если вы хотите, то я приму его. Скажем, восемнадцатое октября вас устроит?

Эмма слегка покраснела.

– О, было бы замечательно. Мы могли бы посетить картинные галереи и Британский музей, посмотреть все эти египетские диковинки.

– Прекрасно! – кивнул Генри. – Для начала надо туда добраться. А теперь – до свидания. Могу заверить, что никогда не забуду вашу доброту!

– И с вашей стороны, сэр Генри, было очень любезно посетить нас.

– Благодарю за эти слова, мисс Левинджер. Прощайте, вернее – до скорого свидания!

Джоанна добралась до Лондона без приключений. Вилли Худ, как и обещал, отвез ее сундук на станцию ранним утром, пока в гостинице все еще спали, а сама она покинула «Корону и Митру» после завтрака. Это подарило Джоанне новое и странное ощущение: она сидела напротив своей тетки, которая без устали ворчала и ругалась на нее, не зная и даже не подозревая, что совсем скоро они расстанутся навсегда. Джоанна не была привязана к миссис Джиллингуотер, и все же эта мысль тронула ее – ведь, в конце концов, она покидала не только тетку, но и весь свой привычный уклад жизни. На глаза девушки даже навернулись слезы, когда она в последний раз окинула взглядом свою комнату – ту самую, где она ухаживала за Генри. Каждая картинка на стене, каждый скрипучий стул здесь были ее старыми друзьями – и свидетелями ее привязанности к Генри Грейвзу, которую теперь она оставляла позади.

Она повернулась и тихо прикрыла за собой дверь, оставив всякую надежду увидеться с Генри снова, и горечь прощания наполнила ее сердце.

Найдя свой багаж в полном порядке на станции, подписанный и упакованный, она уже села в вагон, когда к окну подбежал Вилли Худ.

– О, вот вы где, Джоанна Хейст! – воскликнул он. – Я так и думал, что вы последуете за своим сундуком, потому и пришел проститься. До свидания, желаю приятно провести время в Лондоне. Дайте мне знать, где остановились – я бы к вам заглянул при случае, потому как мне кажется, что в Брэдмуте скоро будет скучновато еще для одного энергичного молодого человека, да и без вас это место уже не будет прежним. А если вы все-таки не выйдете замуж за этого, – тут Вилли кивнул в сторону Рошема, – и если у вас хватит терпения подождать годик-другой, мы с вами могли бы вместе устроиться по бакалейной части.

– Ты – дерзкая юная мартышка, Вилли Худ! – смеясь, сказала Джоанна.

Поезд тронулся, оставив мистера Худа, посылающего Джоанне воздушные поцелуи, на платформе.

Добравшись до Ливерпуль-стрит, Джоанна взяла кэб и попросила отвезти ее на Кент-стрит в Паддингтон – эта поездка показалась ей бесконечной.

Кент-стрит оказалась довольно-таки замызганной улочкой по соседству с Эджвер-роуд. Заканчивалась улочка тупиком и могла быть рекомендована всем любителям тишины, поскольку никакого движения на ней не было… впрочем, по той же причине здесь было настоящее раздолье для доброй сотни чумазых ребятишек, чьи пронзительные голоса разносились по всей улице с рассвета и до заката, пока они играли в войну, носились и неистово вопили. Дома здесь были высокими, покрытыми грязной штукатуркой, которая кое-где отвалилась, обнажив ярко-желтый кирпич; перила у дверей были по большей части сломаны, а оконные рамы выглядели так, будто в них специально втирали угольную пыль. Общее убожество и дурные запахи вселили в Джоанну нешуточную тревогу, поскольку она никогда в жизни не видела бедных кварталов большого города.

– Вы уверены, что это Кент-стрит, Паддингтон? – спросила она у кэбмена.

– Не верите – сами посмотрите! – довольно грубо отвечал тот, указывая на угол дома, где висела табличка. – Номер тринадцатый, как вы и сказали. Ну, вот ваш багаж, теперь пожалуйте по тарифу – три шиллинга шесть пенсов!

Джоанна расплатилась, и угрюмый кэбмен отбыл, яростно ругаясь на детей, норовивших влезть под копыта его лошади, и даже используя свой кнут, чтобы отогнать их.

Оставшись в одиночестве, Джоанна поднялась к двери и позвонила. Ей никто не открыл, и она позвонила еще и еще раз, после чего догадалась, что звонок сломан; поскольку молотка на двери не было, она принялась стучать ручкой зонтика. Вдруг дверь со скрипом открылась, и на пороге возникла какая-то растрепа с красным носом.

– Кто это здесь нахальничает и барабанит в мою дверь? Здесь вам не Альгамбра какая-нибудь богопротивная, миз! Вы перепутали!