Стенли Лейн-Пул - Саладин. Всемогущий султан и победитель крестоносцев

Мусульмане, со своей стороны, едва ли были менее терпимы, но вряд ли могли одобрить брак с «политеистами», как они называли христиан. Однако были готовы работать на них и брать за это деньги. Многие мусульманские правители находили для себя приемлемым заключать союзы с франками, даже направленные против своих мусульманских соседей.

Это интересное сближение между двумя соперничавшими народами высоко оценивал в своих замечательных мемуарах 90-летний Усама ибн Мункыз, выходец из семьи правителей княжества Шейзар. Усама был свидетелем многих исторических событий, и ему в жизни сопутствовала удача. Он родился в 1095 г., за три года до взятия Антиохии, которое дало франкам point d’appui (точку опоры) для завоевания Иерусалима. И он умер в 1188 г., когда Святой город только что был отвоеван Саладином. Он наблюдал, как поднималась волна крестоносного движения, как прилив достиг максимальной точки, а затем наступил отлив. В прожитые им долгие 93 года уместилась вся история Латинского королевства Иерусалима, и в них отсутствовал только поход Ричарда I Львиное Сердце. Семья Мункизидов, благородного происхождения, владела крепостью Шейзар, руины которой и сегодня возвышаются над Оронтом. Мощная крепость располагалась на крутом утесе хребта Ансария, к которому вела только вьючная тропа. пересекавшая реку. Тропа упиралась в реку, а на другом берегу она появлялась вновь и ныряла в тоннель, пробитый в скале, а затем шла по дощатому мосту. Крепость располагалась в непосредственной близости от христианских гарнизонов, на полпути между городами крестоносцев Антиохия и Триполи, подвергаясь опасности набегов разных отрядов, которых можно было видеть из крепостных бойниц.

Шейзар был одним из тех небольших приграничных государств, что находились между землями мусульман и крестоносцев. Наиболее безопасной политикой в таких условиях было сочетать правоверие с дипломатией. Невозможно было найти более удобное место, откуда можно было наблюдать за борьбой, которая шла, не прекращаясь, на протяжении всего XII столетия. Нет свидетельства более компетентного и надежного, чем свидетельство арабского князя, который наблюдал за противостоянием со смотровой башни Шейзара. Он знал всех великих полководцев войны и сам часто принимал участие в сражениях. В первой своей битве он участвовал под командованием неистового турка Иль-Гази, человека, который сделал больше, чем кто-либо, в борьбе с крестоносцами, посеяв в их рядах страх, прежде чем пришел Занги. Усама служил и под командованием самого Занги, и присутствовал при известном отступлении с переправой через реку Тигр в Тикрит, когда своевременная помощь Айюба принесла богатство дому Саладина. Усама не раз видел Танкреда, когда этот правитель осаждал Шейзар; и ему запомнился тот великолепный конь, которого крестоносец получил в подарок от его кастеляна. Король Иерусалима Балдуин II де Бург содержался пленником в крепости несколько месяцев в 1124 г. и вознаградил хозяев за их обходительность, разорвав все договоренности, more Francorum (как это было в обычае франков), когда был освобожден. Жослен де Куртене был еще одним известным персонажем, принимавшим участие в военных экспедициях, которые постоянно переходили через Оронт. Писатель видел, как Иоанн Комнин вел осаду его крепости, напоминавшей гнездо орла, возвышавшейся на «Петушином гребне». Позднее он нанес визит королю Фульку в Акре и объяснялся с ним при помощи переводчика, поскольку Усама не знал лингва франка и, несмотря на то что был арабом, должен был называть себя «рыцарем, согласно традиции моего народа и семейства; и чем мы восхищаемся в рыцаре, так это его рост и худоба». Усама имел не только случайные знакомства с известными людьми, посещавшими Шейзар, или встречался с ними во время кратких экспедиций во владения франков. Много лет он прожил в Дамаске, при дворе Нур ад-Дина, где он вел для него дипломатическую переписку с Египтом. Он даже стал гостем фатимидского халифа в Каире и имел фьеф, у него было двести голов рогатого скота, тысяча овец, он собирал богатые урожаи пшеницы и фруктов. В последние дни своей жизни он был близок к Саладину, которого восхищала его поэзия и импровизированная декламация.

Усама проводит разграничительную линию между осевшими на землю франками, семьями первых крестоносцев, которые привыкли к восточной жизни и завязали дружеские отношения с соседями-мусульманами, и вновь прибывшими, ханжами-пилигримами и нищими авантюристами, явно не скрывавшими страсть к грабежу и наживе, что нарушало взаимопонимание, установившееся между приверженцами двух вер в Палестине. «Те франки, – пишет он, – которые пришли, и поселились среди нас, и поддерживают отношения с мусульманским сообществом, стоят значительно выше тех, кто прибыл позднее… Пришельцы, вне всякого сомнения, более бесчеловечны по своей природе, чем первые переселенцы, которые сблизились с мусульманами». Личная дружба была частым явлением между поселенцами-крестоносцами и их соседями мусульманами, и для мусульманина не было чем-то необычным пользоваться гостеприимством рыцаря-христианина. Усама сам имел знакомство с некоторыми храмовниками, которых он называл «друзьями» и которых предпочитал перед всеми другими франками. Когда он посетил Иерусалим, тамплиеры предоставили ему одну из часовен, расположенную поблизости от ставшей христианским храмом мечети Аль-Акса, где он мог прочитать свои мусульманские молитвы; он вошел с ними в святилище, посетил «Купол скалы» и «Купол цепи». Не скупится Усама и на похвалы гостеприимству рыцарей Святого Иоанна. Он был свидетелем Божьего суда в двух его видах: поединка и испытания водой, что не прибавило ему уважения к христианской юриспруденции. Не может скрыть Усама своего возмущения фактом частых нарушений клятв, принесенных крестоносцами, которые часто не соблюдали договоров с «неверными». Восхищаясь храбростью крестоносцев, он тем не менее подчеркивает их приверженность оборонительной тактике, говорит об их осмотрительности, строго расписанных войсковых передвижениях, о мерах предосторожности против засад и других военных хитростей и об их самообладании после достижения победы и нежелании ввязываться в длительные преследования отступающего противника. Прирожденный житель Востока, он не одобрял праздное времяпрепровождение, громкий радостный хохот, безумную тягу к удовольствиям, которую он подмечал у всех франков. Восточный человек благородного происхождения никогда не мог понять ребяческое шутовство и широкие ухмылки в среде людей с положением и здравомыслящих. Еще меньше Усама был готов терпимо относиться к малейшему проявлению в обществе той нежной страсти, которую он, как истинный мусульманин, скрывал за занавесями своего гарема. Он не переносил удивительную свободу, которую позволяли себе мужья-христиане по отношению к женам. «Они не знают, что значит честь, – писал он, – не знают и ревности. Если они отправляются в путешествие в чужую страну и берут с собою жен, то, встретив незнакомого человека, они позволяют ему взять жену за руку и отвести ее в сторону для беседы, в то время как муж стоит поодаль, пока разговор не закончится! Если беседа затягивается, муж женщины уходит и оставляет ее одну со своим собеседником!»