Стенли Лейн-Пул - Саладин. Всемогущий султан и победитель крестоносцев

Столь мирные взаимоотношения, которые отличают терпимость и доброжелательность, между христианином и мусульманином не могли длиться долго. Первое же дуновение фанатизма должно было разорвать эту тонкую паутину на части. Реакция последовала с обеих сторон. По мере того как первые поселенцы становились более терпимыми и покладистыми в общении с местными жителями, чтобы не сказать беспечными и распущенными, позднее прибывшие европейцы имели больше причин выказывать свое рвение. Вслед за политическим авантюризмом и военной аннексией пришло время набожных пилигримов и почти ничем не прикрытого грабежа. Как только крестоносцы, пришедшие первыми, обеспечили в Палестине безопасность пилигримам, те начали буквально осаждать святыни. Их скудный опыт не давал им возможности понять, почему первые переселенцы начали практиковать терпимость. Слепой фанатизм и беззаконие паломников-авантюристов скрывались под маской благочестия. Все эти люди могли вызывать у мусульман только чувство озлобления. К тому же они постоянно побуждали вождей крестоносцев совершать ничем не спровоцированные набеги ради грабежа местного населения. Так описывал сложившееся в конце первой четверти XII в. положение мусульманский историк Ибн аль-Асир:

«Франки совершали набеги день за днем. Много зла причиняли они мусульманам, оставляя после себя руины и запустение. Особенно страдала от набегов область Диярбакыр вплоть до Амиды. Они не щадили ни правоверных, ни еретиков. Они отняли у жителей Месопотамии все серебро и все ценности, которыми они обладали. В Харране и Ракке они угнетали местное население, подвергая его унижениям и оскорблениям, заставляя его каждый день выпивать чашу смерти… Все пути к Дамаску были отрезаны, за исключением тех, что проходили через Рахбу и пустыню, и купцы и путешественники были вынуждены подвергаться опасностям и нести все тяготы долгого пути по пустынной местности, рискуя потерей собственности и жизни от рук бедуинов. Франки даже вымогали деньги со всех городов в окрестности и решились на то, чтобы послать своих людей в Дамаск для освобождения рабов-христиан. Они принудили горожан Алеппо заплатить налог, равнявшийся половине получаемых ими доходов…»

С другой стороны, сарацины, по крайней мере мусульмане-турки, хотя и разобщенные на то время и неспособные дать решительный отпор врагу, были по природе воинами и по воспитанию фанатиками. Военная организация сельджуков была призвана взращивать нацию бойцов, и их недавнее обращение в ислам, их невежество и постоянное влияние фанатиков-мулл привело к тому, что они со всем пылом новообращенного восприняли новое учение. Каждый небольшой удел, возвысившийся из-за ослабления центральной власти, становился инкубатором воинов, любой из которых был яростным приверженцем ислама. Так же как и их противников христиан, мусульман побуждали вести религиозные войны два основных фактора – добыча и рай (куда попадали правоверные воины). И какой бы фактор ни был преобладающим, одно несомненно – требовались они оба и сильный вождь, чтобы превратить этих воинов в настоящую армию, готовую умереть за веру. Было необходимо провозгласить «священную войну», джихад, и дать им военачальника, чье мужество и военный гений должны уважать все. И турецкие вожди и их вассалы в одночасье стали церковью воинствующей, с которой крестоносцам предстояло серьезно считаться. Вождь был обретен в лице человека по имени Имад ад-Дин Занги.

Среди многочисленных сельджукских командиров, бывших рабов Мелик-шаха, которые были награждены за свою службу важными постами, Ак-Сункур занимал высокое место. Будучи постельничим при дворе, он был посвящен в тайны своего царственного господина и имел привилегию стоять справа от него во время придворных приемов и заседаний государственного совета. Затем он стал правителем провинции Алеппо, и его «правление было временем милосердия и просвещения». Его имя стало нарицательным за его верность и честность. Умер он в 1094 г., служа сыну своего прежнего господина. После него остался Занги, 10-летний сын, получивший впоследствии прозвище Имад ад-Дин – столп Веры. Величайшей личностью в Месопотамии был тогда Кербога, правитель Мосула и многих других городов, вассал сына Мелик-шаха и его наследник. Кербога не забыл своего старого друга Белого Сокола, и он вызвал Занги и его мамлюков к своему двору. «Приведите мне его, – писал он, – ведь он сын моего друга по оружию, и мне следует заняться его воспитанием». Мамлюки прибыли в Мосул, и им были дарованы фьефы, и они сопровождали своего нового сеньора в его кампаниях. Однажды под Амидой, когда исход сражения был неясен, Кербога обнял Занги перед всем войском, а затем поручил его заботам мамлюков, сказав: «Берегите сына вашего бывшего господина, сражайтесь за него !» Они окружили мальчика и с такой яростью бросились в бой, что сражение было выиграно. Это было в первый раз, когда 15-летний Занги побывал на поле битвы.

С той поры много лет он жил жизнью привилегированного фаворита при дворе нескольких правителей Мосула; был известным оруженосцем своих сеньоров-воинов, которые владели пограничными землями, расположенными между владениями Полумесяца и владениями Креста. Он вырос в высокого смуглолицего юношу, имевшего аристократическую внешность. Взгляд его, казалось, пронзал собеседника. Характер у него был столь же прям, как и его осанка. Вплоть до того времени, как ему исполнилось 38 лет, он продолжал играть второстепенную роль как в политической жизни Месопотамии, так и во всех войнах, что она вела. Сменилось пять правителей Мосула, и каждый из них относился к нему как к сыну. Ему жаловали фьефы и поручали командование над экспедициями, постоянно направлявшимися против франков. Как-то раз, при осаде Тиверии, Занги отличился, совершив воинский подвиг. Во главе своих людей он отразил вылазку противника и преследовал его до ворот города, на которых остался след от удара его копья. Тогда, обернувшись назад, он увидел, что остался один. Его воины отстали от него после произошедшей стычки, и он продолжал скакать в одиночку. Некоторое время он оставался в этом опасном положении, продолжая сражаться с франками, в надежде на то, что его люди развернутся и присоединятся к нему, чтобы продолжить атаку. Но когда никто так и не появился на поле боя, он нехотя отступил, проложив себе путь мечом, и вернулся без единой раны к своим. Его подвиг стал широко известен и в других странах, и с той поры он стал известен под именем аш-Шами, то есть Сириец.

В 1122 г. сельджукский султан пожаловал Сирийцу награду за его военную службу – фьеф Васит, в то время это был большой и важный город, а также назначил его правителем Басры. При назначении на административный пост в империи от соискателя требовалось, чтобы ему было 36 лет. Занги тогда исполнилось 37, это был минимально возможный возраст для занятия государственной должности. Выбор султана быстро оправдался. Арабы, жившие в «области болот» в Нижней Месопотамии, которые питались водами рек Тигр и Евфрат, стремились восстановить свое господство над плодородными землями, орошаемыми великими реками. Но до тех пор, пока Занги охранял границу, они не в состоянии были это сделать. Арабский историк дает яркое описание решающей битвы арабов с турками, произошедшей 1 марта 1123 г. Арабов возглавлял знаменитый эмир Дубай, сын Садака, из племени асад. Он обосновался в Хилле, напал на Мадаин (Ктесифон) и даже отправился завоевывать Город мира, сам Багдад, столицу Аббасидского халифата. Халиф аль-Мустаршид не был увальнем, он лично возглавил свою турецкую гвардию, построил свои войска, и, одетый в черные одежды и тюрбан, с плащом пророка на плечах и священным посохом в руке, взошел на борт своей галеры. Достигнув противоположного берега, он был встречен своим большим вассалом аль-Бурсуки, правителем Мосула, Занги из Басры, главным кади, главой благородных Сейидов, представителем улемы, другими известными воинами и сановниками. Как только все собравшиеся увидели хорошо знакомый балдахин над лошадью халифа, то тотчас же упали на колени и поцеловали землю перед ним. Аль-Мустаршид принял их в своем шатре, и один за другим вассалы принесли клятву верности. Затем они двинулись на Хиллу, вражескую твердыню. Дубай встретил их у канала, названного Нилом, который соединял Тигр и Евфрат, и обе стороны приготовились к битве.