Катя Федорова - О том, что есть в Греции

– Я не националистка, пойми правильно. Вернее, националистка, но тихая… Я только по еде. Положи мне кило шампиньонов, дитя мое!

– Встретил тут одну девушку, – сообщает один рыбник другому. – Исключительно образованная!

– Как ты это определил?

– Выпускница университета!

– Пф! Университет – это не образование. Диплом можно купить. Образование – это…

Рыбник не заканчивает фразу. Склоняется перед покупательницей. Наполняет бумажный кулек прозрачной, невесомой рыбой-соль. Прижимает к сердцу пятиевровую бумажку. Машет рукой: – Оревуар, мадам!

Поворачивается к коллеге, берет с блюдца тлеющий окурок:

– Так вот. Образование – это опытность и мастерство!

Бабель говорил, что базар – это лицо города. У нашего агиос-стефановского оно мужицкое, похмельное, простое. Зато на нем всегда улыбка.

Дождь начался в пятницу и кончился в понедельник вечером.

Дом отсырел, поплыл, зацвел, бетонные столбы калитки обросли рокайлями улиток. Солнце сжалось в прохладный янтарный шарик, кануло куда-то в соседний космос – освещать другой рай. Дышать тяжело, как через влажную тряпку. Рваный туман тянется низко вдоль горной гряды – как будто великан присел на корточки и смолит запретную цигарку, направляя аккуратной ладонью дым в сторонку.

Зашла в лавку за сыром и вином. Хозяин за прилавком. Обстоятельный, крупный мужчина в белом халате. Прошу – вина, пожалуйста. Он уставился на меня и говорит:

– Но у меня только красное!

С какой-то непонятной мне тревогой.

Потом почесал в затылке и сказал куда-то в сторону:

– Впрочем, есть розе.

Просканировал меня еще раз.

– Впрочем, вам я его не рекомендую! Это же настоящий муравас.

Я тоже на него посмотрела. Строго. Дала понять, что вызов принят.

– Наливайте, попробую.

Налил. Цвет коричневый. Пахнет спиртом. И на вкус спирт.

– Это что, бренди? – спрашиваю.

– Розе. Настоящий муравас! Ему пять лет. И потом. Оно с Крита. Это их фирменное розе. Я же говорил. Вам я советую другое вино. Вино, которое быстрее всего кончается… Как его? А! Каберне совиньон. Вот. Только там последние капли остались. Оно очень быстро кончается.

– А именно? Сколько осталось?

– Так… 850 мл… – испуганно. – Вам хватит?!

Сложила покупки, выхожу на улицу, а тумана нет – растаял. Мама загнала великана домой. Плоды хурмы взрезали асфальт жирными оранжевыми взрывами. Одно цветет зимой, другое – летом, как говорил поэт.

Пока стояла, вышел хозяин лавки – покурить. Оглянулся, увидел меня, проговорил вполголоса, по-дружески, конфиденциально:

– Русский салат еще не хотите взять? Вы знаете, греки совсем не умеют готовить русский салат. А у меня он отличный! Потому что его делает румынка.

Сколько бы лет ты ни прожил в чужой стране, ты все равно останешься здесь иностранцем. Чтобы постичь местные нюансы – чем отличается ставрида зимняя от ставриды летней, какая рыба наиболее полезна в Плеяды и прочее, и прочее, – на все на это требуется целая другая жизнь, которой у меня, в общем, нет. Нельзя родиться дважды.

Многие греческие мужчины – красавцы. Реконструкция рисунков древних ваз. Графика, вернувшаяся в плоть. Стать, миндальные глаза, аполлоновы носы, матовый прозрачный янтарь кожи, геракловы мускулы, густые античные волосы, свернутые в плотные завитки, как коврики на цыганской распродаже. Но есть одна проблема – рост. Он, видите ли, небольшой. Скажем прямо – средний. Я без претензий – сама невеличка: метр шестьдесят пять. Как говорила наш хормейстер в музыкальной школе города Полярного Валентина Васильевна Письменная, «рост Венеры Милосской». Не знаю уж, почему она так решила. Сначала я думала, что Валентина Васильевна читает много книг по истории, а потом вспомнила, что она сама была метр шестьдесят пять, и сопоставила эти факты.

Однажды за дружеским греческим столом зашла речь о том, кто какого роста. Костас начал хвастаться первый:

– Метр семьдесят!

– И у меня, – вступил Михалис.

– Я тоже метр семьдесят! – заявляет Йоргос.

– Погодите, – не верю я своим ушам. – Во-первых, вы все разные. Это видно невооруженным взглядом. Йоргос, ты выше Михалиса. Во-вторых. Костас, прости, дорогой, но ведь ты на полголовы ниже меня! Кто вас мерил?

Друзья переглядываются, таинственно и сладко улыбаются, затягивают паузу.

– Понимаешь, такой рост нам записали в армии, на медкомиссии.

– Но… как? Зачем?

– Да черт его знает. Попросили медсестру, она и записала. Вообще у нас многие так. Бумаге – ничего, а греческой армии приятно!

Предрождественская кутерьма. В тавернах пестрота мясных блюд из птицы, свинины, козлятины, ягнятины. Корзины с горами горяченьких масленых поджаренных хлебов. Салаты, сыры, кувшины с вином. Все столики заняты.

Заходят две старушки, сутулые и нежные, словно креветки. Брюки и блузки выглажены, ни морщинки. Укладки высокие и каменные, как у отличниц народного образования. Щеки яблочного цвета. Сухие полусогнутые коленки кузнечиков. Полуоблупившиеся лица закреплены архаической улыбкой. Голоса колеблет слабое тремоло.

Сели за маленький столик в глубине зала, сбоку, не на виду. Заказали мусаку.

– Подождите, – не могу понять. – Но почему мусака? Они ведь бабушки?

– Бабушки.

– Греческие?

– Греческие.

– Но ведь для греческой бабушки мусака – это как для русской бабушки пельмени! Почему они не хотят поесть в таверне то, что неудобно делать дома?

– Катя, – объясняет мне Йоргос. – Это же вдовы. А мусака – вдовий деликатес.

Я все еще не понимаю. Я точно знаю, что философия старого человека базируется на приоритете домашнего перед покупным. А что эти бабушки – специалисты по мусаке, очевидно даже неофиту.

– Слушай, – вздыхает Йоргос. – Все очень просто. Повторяю. Эти пожилые дамы – вдовы. Печеное мясо с огня они не признают. То, что не приготовлено в кастрюле и в духовке, – баловство. Их дети и внуки выросли. Мусаку делают только противнями. Ну и кто ее съест? Вот они и приходят в ресторан! Чтобы не расстраиваться, что придется выбрасывать остатки.

Нельзя родиться дважды, но удивляться, как новорожденный, миру каждый день – вот это человеку по силам.

Давно пора поговорить о королеве греческой кухни – мусаке. Это блюдо сравнительно новое, появилось в Греции в начале XX века и сразу стало одним из самых популярных как у самих греков, так и у туристов.

Мусака имеет персидские корни, ее вариации присутствуют во многих средиземноморских и балканских странах. В нашей русской Википедии про нее написана полнейшая галиматья, не верьте ни одному слову. И фотография стоит египетского варианта мусаки с томатным соусом вместо бешамели с подписью: «Классическая греческая мусака».