Александр Широкорад - Секретные операции царских спецслужб. 1877-1917 гг.

После убийства министра внутренних дел Д.С. Сипягина, назначенный на его место В.К. Плеве обнаружил в своем новом письменном столе копии не только своих писем, но и писем жены.

В свою очередь, после убийства Плеве директор Департамента полиции А.А. Лопухин нашел в кабинете покойного пакет своих собственных писем. Большинство их было перлюстрировано, но имелось и два оригинала, которые так и не дошли до адресата. Лопухин предположил, что Плеве задержал эти письма, «по всей вероятности, потому, что в них я, как потом оказалось, безошибочно и в отношении сущности и характера, и в отношении срока доказывал близость революции и неизбежность свержения самодержавия».

Объем перлюстрации неуклонно возрастал. В 1882 г. было вскрыто 38 тыс. писем и сделано 3600 выписок. В 1900 г. выписок было 5431, в 1904 г. – 8642, в 1905 г. – 10 182, в 1907 г. – 14 221. Все выписки направляли в Департамент полиции, где с ними знакомились чиновники Особого отдела.

Часть выписок в Особом отделе перепечатывалась на машинке и в большом конверте отправлялась Николаю II. Причем между Особым отделом и царем существовал специальный канал связи. Один из чиновников отдела посещал придворного, жившего во дворце и пользовавшегося правом входить к царю без доклада. В отдельных случаях царю предоставлялись фотокопии писем. Так, например, снимались фотокопии с писем брата царя великого князя Михаила Александровича и дочери предводителя дворянства одной из южных губерний. Влюбленные пользовались детски наивным шифром, и жандармы к фотокопии прикладывали дешифровку. По распоряжению свыше, нетрудно догадаться от кого, перлюстраторы подделали письмо девушки с такими выражениями, что Михаил разорвал с ней отношения.

Перлюстрация была одним из любимых занятий Николая. Если дней 8–10 он не получал конверта с выписками, то следовал запрос – почему ничего не присылается. По свидетельству цензора С. Майского, когда Николай II получал хорошо знакомый по внешнему виду пакет, он сразу бросал все дела и принимался за чтение выписок.

Насколько Николай II интересовался деятельностью Особого отдела, видно из того, что он однажды собственноручно отобрал три золотых и серебряных с бриллиантами и гербами портсигара в качестве царских подарков и передал их секретному чиновнику для раздачи сослуживцам как поощрение за полезную деятельность.

За время существования «черных кабинетов» в России была создана целая технология перлюстрации писем. Так, наши перлюстраторы практиковали три способа производства поддельных печатей. В старину печать отливалась из свинца по форме, снятой гипсом с негатива печати, сделанного из воска. Этот способ был сложен из-за четырехкратного переснимания оттиска (негатива – воском, позитива – гипсом, вновь негатива – свинцом и, наконец, снова позитива уже на самом письме – сургучом), да к тому же давал недостаточно резкие отпечатки.

В середине XIX века один из чиновников Министерства иностранных дел изобрел способ производства поддельных печатей из серебряного порошка с амальгамой. Этот способ подделки печатей был прост и быстр, а печати получались резкие. Но имелся один очень существенный недостаток – такие печати были очень хрупкими и ломались от малейшего неосторожного прикосновения.

И вот в начале XX века другой секретный чиновник МИДа России изобрел остроумнейший способ производства идеальных печатей из твердого металла. Резкость получаемого оттиска была безукоризненна, сама печать – долговечна, а время, необходимое для ее изготовления, исчислялось минутами. Талантливый чиновник, изобретший этот способ производства печатей, а кроме того, аппарат для вскрытия писем паром, по докладу министра Столыпина царю был награжден орденом Св. Владимира 4-й степени «за полезные и применимые на деле открытия».

Поначалу копия с перлюстрированных писем снималась вручную, но позже стали использовать фотографию. Фотографии снимались при освещении лентой магния, выделявшего при горении массу дыма, а так как окна должны были быть закрыты ставнями, чтобы не обращать внимания на себя даже служащих почтамта, то атмосфера в конце каждой такой операции в фотографической комнате становилась невыносимой. Поставить же мощные электрические лампы у чиновников ума не хватало.

А.М. Унковский в своих «Записках» приводил рассказ губернатора Батурина о его службе в Третьем отделении вместе с чиновником Поповым. Самим Николаем I им якобы было поручено «найти средство заклеивать конверты так, чтобы не было узнано, что они были распечатаны. (…) Попов додумался, стал пробовать уриной распечатывать и пошел в гору».

Салтыков-Щедрин тоже проехался по технологии перлюстрации. Так, его персонаж князь де ля Клюква сообщал: «Прежде, когда письма запечатывались простым сургучом, конверты не заклеивались по швам, это [то есть вскрытие . – А.Ш. ] было, конечно, легко. Достаточно было тоненькой деревянной спички, чтоб навертеть на нее письмо и вынуть его из конверта». А агент французской полиции Шенапан разъяснял, как незаметно открыть клееные конверты: «Берем письмо, приближаем его к кипящей воде и держим над паром конверт тою его стороною, на которой имеются заклеенные швы, до тех пор, пока клей не распустится».

К 1880 г. в империи имелось 7 перлюстрационных пунктов: в Петербурге, Москве, Киеве, Харькове, Одессе, Тифлисе, Варшаве. Позже такие пункты открылись и в других городах империи – в Вильно, Риге, Томске, Нижнем Новгороде, Казани. Но действовали они очень короткое время.

«С перерывом (1905–1909 гг.) работал перлюстрационный пункт в Тифлисе, который был разгромлен в 1905 г., во время революционных событий.

Перлюстрационные пункты создавались на почтамтах при отделах цензуры иностранных газет и журналов и вошли в историю под названием “черных кабинетов”. Общее руководство всей перлюстрационной работой и России осуществлялось через старшего цензора Петербургского почтамта, который именовался исправляющим должность помощника начальника Главного управления почт и телеграфов. Отделы цензуры на местах непосредственно подчинялись ему. Старший цензор, в свою очередь, был в подчинении министра внутренних дел, от которого получал распоряжения и санкции на проведение работ по перлюстрации. Через старшего цензора шла оплата работы перлюстрационных пунктов» [103] Перегудова З.И. Политический сыск России (1880–1917). М.: РОССПЭН, 2013. С. 291. .

Любопытно, что переписка перлюстрационных пунктов со старшим цензором тщательно конспирировалась. Более 30 лет должность старшего цензора занимал действительный тайный советник Фомин. После ухода в отставку в 1914 г. его заменил тайный советник Мардарьев. В переписке с департаментом они пользовались псевдонимом, и направляемые им письма шли ни имя «Его превосходительства С.В. Соколова», что означало, что переписка предназначается для отдела цензуры.