Александр Широкорад - Секретные операции царских спецслужб. 1877-1917 гг.

Подбор сотрудников перлюстрационных пунктов вели весьма строго. Туда охотно брали хорошо зарекомендовавших себя людей, служивших ранее в МИДе, банках, различных департаментах и присутствиях. Многие имели высшее образование. Разумеется, все давали подписку о неразглашении.

Перлюстрационные пункты помимо своей основной функции занимались еще и цензурой.

Большинство наших читателей убеждено, что царская цензура не пропускала исключительно революционные произведения, да еще разве что богохульные и порнографические. Увы, спектр деятельности цензуры был неограничен. Так, например, в Россию не пропускали часы с изображением высочайших особ. Причем если портреты были на циферблате, часы беспрепятственно пропускались, а вот ежели на внешней крышке или, не дай бог, на цепочке в виде жетона, часы немедленно конфисковались.

Запрещались и музыкальные произведения. Так, в мае 1896 г. цензура запретила созданный во Франции по поводу заключения военного союза с Россией «Франко-Русский марш». Дело в том, что там присутствовали мелодии «Марсельезы» и «Боже, царя храни». В ряде случаев цензура отправляла музыкальные сочинения на заключение в «Придворный музыкантский хор».

Летом 1877 г. было запрещено к печати стихотворение Н.А. Щулепникова «Заря Сусанина» на том основании, что хотя оно «не заключает в себе ничего противоцензурного, но, по неудовлетворительности изложения, не соответствует важности предмета».

Осенью 1885 г. были запрещены календари с изображением Александра III и его жены Марии Федоровны. Цензоров возмутило то, что подпись «Цена 5 коп.» была слишком близко к лицам августейшей четы. Пять копеек за царя – «за державу обидно»!

Головной болью для жандармов стало употребление прилагательного «царский» в названиях продуктов питания и мануфактурных изделиях. Так, производство дрожжей «Царских» разрешалось разными производителями в 1891 и 1892 гг., а в 1894 и 1895 гг. запрещалось. Пиво «Царское» запрещалось дважды – в 1894 и 1895 гг., чай «Императорский» запрещался в 1895 г. дважды.

В конце концов в 1896 г. вообще запретили использование прилагательного «царский».

Запреты коснулись и других прилагательных, которые, по мнению жандармов, могли быть связаны с царем. Так, петербургскому купцу А.В. Кузнецову в феврале 1896 г. запретили пускать в продажу новую марку шампанского – «Коронационное», а кондитеру А.В. Сегессеру запретили выпуск нового сорта конфет с названием «Коронационные».

Были у цензуры и проблемы посерьезнее. В немецком городе Готе с 1763 по 1845 г. издавался «Готский Альманах» («Готский календарь»). Это было самое серьезное и респектабельное издание родословных монархов Европы и владетельных князей. Альманах представлял собой увесистый том (за 1863 г. – 1066 страниц, а в 1892 г. – 1304 страницы) и издавался на французском и русском языках.

В книге «При дворе последнего Российского императора» начальник канцелярии Министерства Императорского двора при Государе Николае II Александровиче генерал-лейтенант Александр Александрович Мосолов писал: «Как-то раз Фредерикс по возвращении из Царского Села сказал мне, что императрица весьма недовольна тем, что в “Готском Альманахе” под рубрикой “Россия” значится “династия Гольштейн-Готторп-Романовых”. Она требует, чтобы упразднили первые два имени под угрозой запрещения ввоза “Альманаха” в Россию.

Я давно знал этот вопрос. “Готский Альманах” ежегодно присылал нам корректурные листы, касающиеся России. Мы вносили все перемены, случившиеся за год. При этом я неизменно лично вычеркивал слова “Гольштейн-Готторп”. Все исправления редакция аккуратно вносила в новое издание, а на вычеркнутое наименование династии внимания не обращала.

Как-то я сделал по этом поводу письменный запрос. Мне ответили, что, по мнению редакции “Альманаха”, наименование династии исторически точно (император Павел – сын герцога Петра Гольштейн-Готторпского) и изменено быть не может. Министр, которому я доложил об этом, приказал запретить ввоз “Готского Альманаха” в Россию.

Такая мера мне показалась прямо чудовищной. Я умолял графа доложить дело государю и добиться отмены решения царицы.

Министр взял мою всеподданнейшую записку, но доложил ее не императору, а Александре Федоровне, которая приказала явиться мне с этим докладом. Разговор на аудиенции был такой:

– Неужели вы не можете найти способа заставить эту упрямую редакцию вычеркнуть эти два слова? – спросила меня государыня.

– Я им писал и письменно получил отказ.

– А если я вам разрешу уведомить их, что вы обращаетесь к ним по моему приказанию?

– Это значило бы, ваше величество, рисковать получением в ответ цитат из исторических актов, подтверждающих правильность их наименования династии. И, пожалуй, они предадут гласности всю переписку.

– Тогда запретите ввоз этого издания в Россию.

– Это тем более невозможно, так как вызовет общеевропейский скандал. Самый аристократический, легитимистический “Альманах” запрещен для ввоза в Россию. Конечно, доищутся этих двух слов, вызвавших запрещение; пойдут пересуды по всей столице и за границей. Альманах будет тайно ввозиться в Россию дипломатами и даст пищу для обсуждения деликатного династического вопроса, совершенно широкой публике нашей неизвестного. Поверьте, ваше величество, годами печатают этот заголовок, и никто на него не обращает внимания. Лучше его игнорировать, чем подымать шум. Но, быть может, великая княгиня Виктория Федоровна, как принцесса Саксен-Кобург-Готская, найдет ход в редакцию и уговорит снять эти слова?

Тут мой доклад оборвался, и императрица не возобновляла разговора на эту тему с Фредериксом».

Мосолов был прав, срамиться не стоило, тем более что в официальном титуле Николая II значилось: «Герцог Шлезвиг-Голштинский, Сторманский, Дитмарсенский и Ольденбургский и прочая, и прочая, и прочая».

Но оставим «богомольную важную дуру, слишком чопорную цензуру», над которой измывался поэт, и вернемся к перлюстрации писем.

Почти все историки царской охранки дают нам описания «секретной части» цензуры Петербургского отделения. «Войти в “черный кабинет” можно было только через кабинет-канцелярию старшего цензора. Причем сам вход в “черный кабинет” был замаскирован большим желтым шкафом. В этот шкаф входили сотрудники и оказывались в комнате, где находился перлюстрационный кабинет и куда по особому лифту-подъемнику поднималась отобранная почтовыми чиновниками для просмотра корреспонденция…

Как же была организована работа в “черных кабинетах”?

Отбор писем для вскрытия шел по двум спискам, которые были у работников (вспомогательных) почтового ведомства. Первый список Особого отдела Департамента полиции содержал фамилии и адреса лиц, письма которых подлежали просмотру. Кроме того, перлюстрировались письма, “освещавшие” деятельность съездов противоправительственных организаций, конференций, их подготовку, проведение, деятельность основного партийного состава и членов организаций.