Генри Хаггард - Полковник Кварич

– Разрази их гром! – воскликнул Джордж, совершенно позабыв о манерах.

Ида подняла голову и поймала на себе отцовский взгляд. Он в упор смотрел на нее, и его глаза, казалось, говорили: «Видишь, ты, своенравная женщина, видишь разорение, которое ты навлекла на нас!»

Она отвернулась; ибо видеть это было выше ее сил, и в тот же вечер она приняла решение, о котором затем сообщила Гарольду и лишь ему одному. Решение это сводилось к тому, чтобы оставить все как есть, в надежде на то, что случится нечто такое, что поможет разрешить эту дилемму. Если же ничего не произойдет, а, скорее всего, так оно и будет, тогда она в самый последний момент пожертвует собой. Она искренне верила, более того, знала, что, если захочет, она всегда может написать Эдварду Косси, что она согласна. Это был компромисс, и как у всех компромиссов, у него был элемент слабости. Но это давало ей время, а время для нее было как дыхание для умирающего.

– Сэр, – сказал Джордж, – если я не ошибаюсь, послезавтра в Бойсингеме состоятся квартальные сессии? (Мистер де ла Молль был председателем квартальных сессий.)

– Да, конечно.

Джордж на минуту задумался.

– Мне подумалось, сквайр, что если я вам не нужен в этот день, не съездить ли мне на денек по кое-каким делам в Лондон.

– Съездить в Лондон! – удивился сквайр. – Что ты там забыл? Ты же был в Лондоне не далее как второго дня.

– Видите ли, сквайр, – ответил слуга, сопроводив свои слова хитрющим взглядом, – это никого не касается. Это так сказать, личное дело.

– Понятно, – сказал сквайр, и его интерес угас. – Вечно ты со своими грошовыми тайнами. – И он пошел дальше.

Но Джордж пригрозил кулаком в направлении дороги, по которой проехала бричка.

– Эй, ты, крючкотвор-дьявол! – воскликнул он, имея в виду мистера Квеста. – Если Бойсингем, да что там, вся Англия не станет слишком горяча для твоей задницы, считай, что моя мать никогда не крестила меня, и мое имя не Джордж. Я тебе покажу, что почем, наглая ты кукушка, даже не сомневайся!

Джордж осуществил-таки свое намерение поехать в Лондон. На второе утро после того дня, когда мистер Квест привез аукциониста в бричке в Хонэм, за час до рассвета его можно было увидеть на станции, где он покупал обратный билет третьего класса до Ливерпуль-стрит. Успешно прибыв туда, он съел второй завтрак, так как было еще десять часов, а затем, остановив извозчика, велел отвезти себя до конца той улицы в Пимлико, куда он ездил с «прекрасной Эдитией» и где Джонни свел знакомство с его палкой из ясеня.

Отпустив извозчика, он направился к дому с красными колоннами, но по прибытии растерянно разинул рот, так как тот показался ему пустым. На окнах не было жалюзи, а на крыльце виднелись грязные следы и валялись какие-то тряпки и солома – по всей видимости, мусор, оставшийся от недавнего отъезда. Более того, на дороге виднелись широкие следы колес фургона, который вывозил мебель. Джордж с досадой посмотрел на дом. Пташка похоже, упорхнула, не оставив даже адреса, и его поездка оказалась совершенно бесполезной.

Он нажал на электрический звонок. Джордж не привык к электрическим звонкам, он никогда раньше их не видел и после тщетных попыток потянуть его пальцами (он знал, что это колокольчик, потому что на нем так было написано), в качестве последнего средства он решил испробовать свои зубы. В конечном счете, он понял, что его нужно нажать, но, увы, безрезультатно. Либо батарея была вынута, либо разряжена. И в тот момент, когда он задался вопросом, что ему делать дальше, он сделал открытие – дверь была слегка приоткрыта. Он толкнул ее, и она открылась. Его взору предстала грязная прихожая, лишенная какой бы то ни было мебели. Войдя, он закрыл за собой дверь и поднялся по лестнице в комнату, откуда бежал после того, как отлупил Джонни. Здесь он остановился и прислушался. Ему показалось, что в комнате кто-то есть. И он не ошибся, поскольку вскоре услышал хорошо знакомый резкий голос:

– Эй, кто там снаружи? Если это кто-то из судебных приставов, то пусть убирается, здесь ничего не осталось.

Лицо Джорджа радостно просияло.

– Приставы, мадемуазель? – он крикнул через дверь. – Это не судебные приставы, это друг, и, похоже, как раз тогда, когда он вам нужен. Могу я войти?

– Да-да, заходи, кем бы ты ни был, – ответил голос.

И Джордж открыл дверь и вошел, и вот что он увидел. Комната, как и остальная часть дома, была лишена всего, за исключением одинокого ящика и матраса, рядом с которыми стояла пустая бутылка и грязный стакан. На матрасе сидела «прекрасная Эдития», она же миссис д'Обинь, она же Тигрица, она же миссис Квест, являя собой такое зрелище, какого Джордж отродясь не видывал. Ее свирепое лицо несло на себе печать недавней попойки, а сама она была грязна и имела такой потасканный вид, что на нее было страшно смотреть. Давно нечесанные волосы были всклокочены, на некоторых прядях золотистая краска поблекла, уступив место естественному оттенку сомнительного серого.

Воротника у рубашки не было, и та была расстегнута на шее. На ногах у нее была грязная пара белых атласных шлепанцев, на плечах все тот же розовый атласный халат, который мистер Квест имел возможность лицезреть во время своего визита, но теперь испачканный и порванный. Невозможно было представить что-либо более омерзительное или гадкое, чем это зрелище, и хотя нервы у Джорджа были железные, а в своей жизни он повидал немало случаев крайней нищеты, даже он передернулся от неожиданности.

– В чем дело? – грубо спросила женщина. – Ты кто, черт побери? А, я тебя узнала, ты тот самый парень, который отдубасил Джонни. – И она разразилась хриплым смехом. – Но все равно ты поступил подло, когда сбежал и бросил меня. Потому что этот мерзавец заявил на меня и из-за него меня оштрафовали на два фунта.

– Подло поступил он , мадемуазель, а не я, но он вообще был изрядным негодяем. Это надо же, пойти и заявить на даму, никогда не слышал о таком. Но, мадемуазель, если можно так сказать, сдается мне, что вы влипли в хорошую переделку. – И с этими словами Джордж уселся на ящик.

– Еще в какую, и не в одну. В дом явились сразу три пристава. Один – чтобы потребовать с меня налоги, другой – погасить счет мясника, третий – взыскать квартплату. Все они собрались вместе, и дрались за вещи, как дикие кошки. Это было вчера, и ты видишь все, что они оставили мне. Они вынесли все, вплоть до моего нового желтого атласного платья, а затем потребовали еще. Все приставали, спрашивая, где мои украшения, но я их облапошила, хи-хи!

– Это как же, мадемуазель?

– Так, что я их спрятала, то есть то, что от них осталось, под половицей. Но это не самое страшное. Пока я спала, эта чертовка Эллен, у которой все эти годы была ее доля, добралась до этой самой половицы, прикарманила их, да и сбежала. Нет, ты только посмотри, что она оставила мне вместо них. – И Тигрица подняла клочок бумаги. – Расписку о пятилетней заработной плате, а ведь я ей регулярно платила. О, если я когда-нибудь доберусь до нее! – И миссис Квест согнула свои длинные пальцы и сделала движение, как будто она кого-то царапает. – Она сбежала и бросила меня здесь умирать с голоду. У меня со вчерашнего дня во рту даже маковой росинки не было и ни единого глоточка бренди, что еще хуже. Что со мной будет? Я умираю с голода. Меня отправят в работный дом. Да, меня, – взвизгнула она, – тратившую тысячи, отправят в работный дом, как обычную женщину!