Генри Хаггард - Полковник Кварич

– Да, это жестоко, мадемуазель, очень жестоко, – посочувствовал ей Джордж, – но ведь вы – законная супруга богатого человека. «Пока смерть не разлучит нас» и все такое прочее. Кстати, мадемуазель, я тут видел по пути паб. Без обид, но я готов пойти и принести вам кусочек и глоточек.

– Гляжу, – жадно ответила она, – ты джентльмен, хоть с виду и неотесанная деревенщина. Иди, а я пока приведу себя в порядок, а что касается напитка, пусть это будет бренди.

– Бренди так бренди, – покорно сказал галантный Джордж и ушел.

Через десять минут он вернулся с запасом говяжьих котлет и бутылкой хорошего, крепкого «Бритиш Браун», которой, как всем хорошо известно, достаточно, чтобы трое рядовых или двое полицейских упились вусмерть. Тигрица, которая теперь выглядела чуть более респектабельно, схватила бутылку и, налив почти полный винный бокал и еще половину его содержимого в высокий стакан, смешала бренди с равным количеством воды и выпила залпом.

– Так-то лучше, – сказала она, – а теперь давай котлетку. Прям настоящий пикник.

Джордж вручил ей котлету, но она не смогла съесть больше половины, ибо алкоголь разрушает даже куда более здоровый аппетит, и вскоре вернулась к бутылке бренди.

– А теперь, мадемуазель, теперь, когда вы не такая голодная, возможно, вы расскажете мне, как вы дошли до такой жизни, и это с богатым мужем, который, насколько мне известно, должен любить и лелеять вас.

– Любить и лелеять меня? – переспросила она. – Да я написала ему три раза, чтобы сообщить, что я голодаю, он же не прислал мне ни гроша, а до пособия еще ждать и ждать, но даже когда оно придет, его у меня отнимут, потому что я задолжала сотни фунтов.

– Да, – сказал Джордж, – я называю это жестокостью, а ведь он сам купается в золоте. Насколько мне известно, недавно он получил тридцать тысяч фунтов. Да вы сущий ангел, мадемуазель, коли терпите такое… ангел без крыльев. Будь это мой муж, я бы точно узнал причину.

– Да, но я не смею. Он убил бы меня. Он пригрозил мне.

Джордж тихо рассмеялся.

– Господи! Господи! – воскликнул он. – Это надо же, как мужчины измываются над бедными, слабыми женщинами, как они портят им нервы и тому подобное! Он убьет вас! Адвокат Квест убьет вас? Да ведь это самый большой трус в Бойсингеме! Этот мир полон несправедливостей, как говорит пастор, и бедным остриженным овечкам остается лишь поджать хвостики и повернуться спиной к ветру, и вам тоже, мадемуазель. Так что завтра вас ждет работный дом. Хотя вам там вряд ли понравится. Да что говорить! Вот уж где вам придется несладко, там вы мигом сдерете себе кожу с горла – не капли спиртного, ни даже чашки горячего чая, одна только работа, мадемуазель, одна только работа, причем грязная, не для белоручек!

Эта яркая картина грядущих несчастий заставила Тигрицу издать нечто среднее между рыданием и воем. Для воображения таких людей нет ничего более ужасного, нежели мысль о том, что им придется работать. Если кратко обрисовать их представления о будущем наказании, в девяти случаях из десяти это будет расплывчатая картина каторжных работ в жарком климате. Но особенно расстроила Тигрицу перспектива грязной работы.

– Я не стану этого делать, – сказала она, – я скорее сяду в тюряжку, чем…

– Послушайте, мадемуазель, – вкрадчиво произнес Джордж, подталкивая к ней бутылку бренди, – вам нет необходимости идти в работный дом или садиться в тюряжку… это с богатым-то мужем, который по закону обязан содержать вас, как то пристало настоящей леди? И, мадемуазель, не забывайте, ваш муженек бросил вас на произвол судьбы, – хотя как он мог это сделать, ума не приложу, – и живет с другой, молодой женщиной.

Прежде чем ответить, Тигрица выпила еще бренди.

– Это все прекрасно, приятель, – сказала она. – Но как мне подобраться к нему? Я же сказала, что боюсь его, и даже если бы не боялась, у меня нет ни гроша на дорогу, и если я доберусь туда, что мне делать?

– Что касается ваших страхов, мадемуазель, – ответил он, – как я уже сказал, этот трус Квест боится вас больше, чем вы его. Что касается денег, то, мадемуазель, я еду до самого Бойсингема поездом, который отправляется от Ливерпуль-стрит в половине второго, то есть, примерно через час, и я буду рад взять собой даму и тем самым помочь вам снова соединиться супружескими узами. А что касается того, что вам делать, когда вы приедете туда, то вы должны просто прийти к вашему законному супругу и сказать: «Вы мой законный муж, и я призываю вас прекратить ваше непотребство и принять меня обратно». Если же он откажется это сделать, то пригрозите вывести его на чистую воду и подать на него в суд за двоеженство.

Женщина хихикнула, а затем, внезапно охваченная подозрением, пристально посмотрела на своего гостя.

– А какая тебе от этого корысть? – спросила она. – Посмотреть на тебя, ты неотесанная деревенщина, но я вижу, что ты не так-то прост, и у тебя на уме явно какие-то свои махинации, приятель.

– У меня махинации?.. – ответил Джордж, и на его уродливой физиономии возникло выражение глубочайшей обиды. – Ошибаетесь, мадемуазель, я просто хочу помочь другому человеку. Но коль вы так считаете, – а ваши несчастья наверняка сделали вас подозрительной, – то лучшее, что я могу сделать, это откланяться и пожелать вам доброго дня, в надежде на то, что вы сами как-нибудь справитесь со своими напастями, работным домом и всем прочим, мадемуазель. Что я и делаю. – Он с чувством собственного достоинства встал с ящика, на котором сидел, учтиво поклонился пьяной Тигрице на матрасе и, повернувшись, направился к двери.

Чертыхнувшись, миссис Квест вскочила.

– Я поеду с тобой, – сказала она. – Я потребую с него все, что мне положено, я покажу ему, каково бросать законную жену на произвол судьбы. Мне плевать, если он попытается убить меня. Я его погублю! – И она топнула ногой и взвизгнула. – Я уничтожу его, я его погублю!

При этом сия фурия являла картину такой необузданной ярости, что даже Джордж, чьи нервы не отличались тонкостью, внутренне содрогнулся и отпрянул от нее.

– Ах, мадемуазель, – сказал он, – не удивительно, что вы такая нервная. Стоит вспомнить о том, сколько вам пришлось выстрадать, как у меня у самого кровь закипает в жилах. Но если вы все-таки едете со мной, может, вам стоить прекратить ругаться и надеть шляпку, если мы хотим успеть на поезд.

И он указал на головной убор, сделанный в основном из облезлых павлиньих перьев, и плащ, который судебные приставы либо не заметили, либо оставили из жалости.

Она надела шляпу и плащ. Затем, подойдя к ямке под доской, из которой, по ее словам, ее горничная Эллен украла ее драгоценности, она извлекла копию свидетельства о браке, которую вышеназванная леди, похоже, не сочла нужным взять, и сунула ее в карман розового шелкового пеньюара.