Бернард Корнуэлл - Война волка

– Может, и нам какой кусочек перепадет?

– Тебе здесь рады, – подтвердил я и не покривил душой, потому что из его слов я понял, где найти Скёлля.

Но это знание мне не пригодилось, по крайней мере немедленно, поскольку на следующий день Скёлль пришел к нам сам.

Появился он так, что никто не предупредил нас о его приходе, и это вызывало тревогу. Если отряд шотландцев шел добывать рабов или скот, мы узнавали о нем от беженцев. Кое-кто из селян прятался в укромных местах в лесу или в горах, но другие бежали известить соседей, и новости распространялись до самого Беббанбурга. Но Скёлль объявился совершенно неожиданно. Видимо, он провел своих воинов прямо через горы, не останавливаясь, чтобы жечь и грабить. Они гнали коней так, что добрались до вершины холма над деревней прежде, чем кто-либо успел донести до нас весть о приближении врага. Появился он вскоре после рассвета. Восходящее солнце играло на кольчугах, шлемах и остриях копий его облаченных в серое всадников.

– Они, должно быть, полночи провели в седле, – пробормотал Финан.

– А может, и всю ночь, – отозвался я. Ночь выдалась безоблачная, а на небе светила полная луна.

Со стороны большого дома запел рог, сзывая гарнизон Беббанбурга на укрепления. Деревенские бросали дома, гоня перед собой свиней, коз, коров, овец и детей по узкому перешейку, ведущему к Воротам черепов. Скёлль наверняка их видел, но не отрядил никого из воинов вниз по склону, чтобы помешать бегству. Я отдал сыну приказ выслать всадников на защиту беженцев, если Скёлль нападет, но норманны оставались на высоком месте и просто наблюдали за нами.

– Две с половиной сотни, – процедил Финан.

– Покуда, – отозвался я, потому что прямо у нас на глазах к Скёллю подтягивались подкрепления. У меня в крепости насчитывалось меньше шести десятков воинов. Большинство моих дружинников разъехались по своим усадьбам, и, хотя они вскоре узнают о приходе Скёлля и начнут стягиваться к условленному месту к югу от форта, на них не стоило рассчитывать ранее середины следующего дня. И даже тогда мы проиграем в численности.

У Скёлля тоже не все шло гладко. Я уверен, ему никогда не приходилось бывать в Беббанбурге прежде, и хотя он, без сомнения, наслышан был о его мощи, теперь твердыня предстала пред ним во всей своей суровой красе. Корабли на восточном побережье Нортумбрии у него едва ли имелись, поэтому оставался единственный путь – атаковать нас по узкой полоске земли, ведущей к массивным укреплениям Ворот Черепов. Но даже если неприятелю удалось бы захватить этот внешний бастион, перед ним вставали внутренние ворота и могучая крепостная стена. Насколько я мог видеть, лестниц Скёлль с собой не взял. По большому счету у него не было ни единого шанса захватить крепость, ведь хваленые ульфхеднар не могли перебраться через стены Беббанбурга. Если, конечно, его колдун не обладал магической силой, способной поразить нас.

А вдруг она у него есть? Я коснулся молота. Я мог сражаться с людьми, но не с богами. К тому же, продолжал размышлять я, Скёлль наверняка слышал о легендарной неприступности Беббанбурга, а если так, то что побудило его к столь дерзкому нападению?

– О Иисус милосердный! – простонал Финан, нарушая поток моих мыслей. Он смотрел вверх, на склон холма. Глаза у него были острее моих.

– Что там? – спросил я.

– Пленники, господин.

Настал мой черед покрыться испариной. Теперь я и сам видел пленников: на этих четверых из одежды остались только рубахи, руки у них были связаны, а везли их перекинутыми через лошадиный круп, подобно мешкам с мукой.

– Люди моего сына, – тихо проговорил я.

– Скорее всего.

К этому времени на далеком холме скопилось уже почти три сотни воинов, и Скёлль поднял свой штандарт – флаг с оскаленной волчьей пастью. Я хорошо видел самого ярла, белый плащ которого был приметен в свете утреннего солнца. Он выжидал, зная, что мы наблюдаем за ним, и не обращал внимания на толпу беглецов из деревни, которая почти вся уже добралась до стен. Скёлль явно бахвалился. Он пришел не захватывать крепость, а показать, как мало нас боится.

Стронувшись с места, ярл двигался медленно. Линия его всадников неторопливо спускалась с холма, прокладывая путь между обрамляющими гавань домами. Я ожидал, что норманны спешатся и начнут грабить брошенную деревню, но вместо этого они все последовали за Скёллем на перешеек. Пленники ехали с ними.

– Можешь разглядеть, кто они? – спросил я у Финана.

– Пока нет.

Воины остановились в самом узком месте перешейка. Скёлль сошел с коня и, передав шлем кому-то из своих людей, в сопровождении одного только спутника зашагал к Воротам Черепов. Он остановился в нескольких шагах от них, обнажил свой большой меч, Грайфанг, вонзил его в песок и широко раскинул руки, показывая, что пришел говорить, а не сражаться. Скёлль сделал еще несколько шагов, потом остановился и стал ждать. Его спутником был колдун.

Прежде я видел Снорри только издалека, теперь же смог хорошо рассмотреть его, и он выглядел куда более пугающим, нежели Скёлль. Ростом с ярла, но в отличие от плотного Скёлля тощий как призрак. Его серый с белыми полосами плащ обнимал худые плечи будто саван. Пустые глазницы казались красными шрамами на костлявом лице, обрамленном длинной гривой белых волос, спускавшейся ниже столь же седой, заплетенной в три косицы бороды. Поводырем при слепце служила белая собачонка. Поводок Снорри держал в правой руке, а в левой у него был волчий череп. Я коснулся молота и заметил, как Финан сжимает крест.

У христиан есть священники, которых мне нравится обзывать колдунами, потому что это бесит их, но христиане колдовство осуждают. Они верят, будто их пригвожденный бог умел ходить по воде, исцелять больных, изгонять бесов из одержимых, но утверждают, что эти подвиги не имеют ничего общего с магией. Они плюют на тех, кто убежден, что мир невозможно объяснить, и есть мужчины и женщины, коим дарована способность понимать непознаваемое. Эти последние – колдуны и колдуньи, которых мы в равной степени почитаем и боимся. Это не священники, ибо наша религия не нуждается в жрецах или жрицах, чтобы указывать, как нужно себя вести, но нам есть дело до воли богов, а некоторые люди наделены бо́льшим даром распознавать ее, чем другие. Наши колдуны часто бывают слепы, как тот человек у Ворот Черепов, потому что слепцы лучше видят в мире теней, где обитают беспокойные духи. Равн, отец Рагнара Бесстрашного, был незрячим чародеем, хотя предпочитал именовать себя скальдом – у нас таких называют бардами или слагателями, то есть теми, кто сочиняет стихи. «Я скальд, – объяснил мне Равн при первой нашей встрече, – сплетатель грез, человек, умеющий рассказать о мечте, кто облекает в блеск ничто и ослепляет тебя этим блеском». Он рассмеялся собственной нескромности, однако и правда он был кем-то гораздо большим, чем сочинителем песен. С младых ногтей я понял: Равн Скальд, пусть и слепой, способен видеть то, что нам, зрячим, недоступно. Он мог заглянуть в мир духов, распознать правду в снах и прочитать будущее по дыму.