Игорь Маранин - К Вашим услугам, государь [СИ]

— В Рим? — удивился барон.

— Да. Папа просил императора в личном письме, — (незнакомец подчеркнул голосом слово «личном»), — рекомендовать ему надежного дворянина для исполнения некоторых м-м-м… частных поручений. Вы же понимаете, господин барон, Его Святейшеству не всегда удается найти нужного человека в своем ближайшем окружении. Его двор несколько м-м-м… специфичен. Но христианские государи Европы, как правило, не отказываются помочь Папе. Вот тут, кстати, император выделил для вас средства на необходимые в путешествии расходы, — Hезнакомец извлек откуда-то из-под плаща тугой позвякивающий мешочек.

— Что мне предстоит делать в Риме? Я получу аудиенцию у самого Папы?

— Это вряд ли. Думаю, с вами будет непосредственно работать один из его доверенных кардиналов. Но если вы справитесь с заданием, то тогда Папа наверное захочет вас поблагодарить лично. У вас ведь есть, о чем поговорить с Папой?

Незнакомец уже поднялся, чтобы уходить.

— Постойте, как вас зовут? И кто вы? — остановил его вопросом фон Мюнстер.

— Ну помилуйте, барон, к чему эти частности. Называйте меня Гюнтером, если вам так угодно. Я простой слуга нашего императора. Работа несколько м-м-м… необычная, но, уверяю вас, ничего сверхъестественного. Чаще всего надоедливая повседневная рутина. Заботимся, знаете ли, о короне. Вы по-своему, а я по-своему.

Гюнтер шагнул уже к двери, но задержался и повернулся к Руперту: — У вас, я вижу, еще одно письмо есть? От дамы?

Руперт отдал ему письмо Строфокамиллы:

— Я не знаю ее. Понятия не имею, откуда и зачем это письмо взялось.

— О, девица Строфокамилла Вами интересуется. Забавно. Вы, правда, ее не знаете? И кузена ее не знаете? — Гюнтер слегка улыбнулся. — Ну, ничего не потеряли. Оставьте девицу фон Линц пока в покое. Уверяю вас, когда вы будете возвращаться, вы найдете ее в том же самом положении, одинокую и жаждущую знакомства. Желаю вам счастливого пути, господин барон. Надеюсь, что кампанские вина придутся вам по вкусу не хуже португальских. Я думаю, что мы еще встретимся. И совсем уж напоследок. У них там в Риме некоторые обычаи могут показаться вам весьма странными. Мой совет, перед переездом границы Папства примите ванну.

11 июня, с половины первого до 4 часов пополудни

Прежде чем Руперт успел спросить, зачем собственно Папе нужно, чтобы потомок благородных фон Мюнстеров плескался в корыте на манер новорожденного, Гюнтер скользнул за дверь, неслышно прикрыв ее за собой. Некоторое время барон рассматривал царапины на двери, потом подумал, что пора трогаться в путь, если он хочет достичь хельветской границы завтра еще засветло в этой скрипучей телеге, но тут его тело, пережившее только что сильнейшее эмоциональное потрясение от неожиданных новостей, попросило разум Руперта обратить на него внимание. Барон, всегда с готовностью откликающийся на нужды своего могучего организма, сперва сел, уняв дрожь в коленях, потом крикнул трактирщику принести вина, потом скинул сапоги и, наконец, улегся на кровать.

— Чертова колымага… — проворчал Руперт себе в усы, и тут же, подтвердив собственное мнение о себе, как о человеке умнейшем, нашел решение: — А с какой стати я должен в ней тащиться, если у меня есть прекрасный жеребец? Ха! Да ведь я уже не больной, и на курорте мне делать нечего! Ха! Геморрой! Хромота разыгралась! Все, я здоров как… Как Руперт фон Мюнстер!

Это открытие привело барона в такой восторг, что он вскочил и, за неимением другой жидкости, наполовину осушил кувшин с водой, стоявший на столе на случай ночной жажды постояльцев. Чтобы подчеркнуть, как все хорошо устроилось, полегчавшая посудина полетела в дверь. Трактирщик, как раз в этот момент входивший в комнату, едва успел ее прикрыть, чем сохранил себе здоровье, а возможно и жизнь.

— Господин барон! Но вы ведь изволили просить вина! — послышался из-за двери жалобный голос чудом спасшегося.

— Стучаться надо, входя к благородным господам! — отрезал Руперт и вернулся на кровать, выставив навстречу трактирщику черные пятки. — Подай кубок!

Трактирщик наполнил доверху принесенную с собой высокую кружку хельветской майолики (не для каждого посетителя, даже если из благородных!) и с опаской протянул ее Руперту. Тот припал к вину, однако, противу своих правил, не допив до дна, («вот что значит лакать воду, как простолюдину!» — подумал он при этом), отдал кружку трактирщику и принялся давать указания:

— Так… Кучер мой пусть, не мешкая, отправляется к хельветской границе, да передай ему, чтоб поглядывал назад, чтоб не украли багаж всякие оборванцы. Мне же пусть оставит оседланного жеребца. Ты ведь, висельник, не забыл его накормить? Затем… Затем принеси мне еще кувшин вина, и я решу, что ты подашь мне к обеду.

На лице трактирщика появилось беспомощное выражение. Барон не любит, чтобы ему давали советы, но и господин Фихтенгольц спросит с трактирщика, если он не сделает хотя бы попытки… Ох уж этот господин Фихтенгольц! И откуда он все узнает? А господин Фихтенгольц сказал, что барон непременно, непременно захочет сделать остановку у высокородной Строфокамиллы… Кто же окажется теперь виноват, если вместо этого барон посвятит день смакованию портвейна? Трактирщик отставил от барона подальше кружку из майолики, практично, хоть и со вздохом, придвинул поближе к нему глиняный кувшин с вином, набрал побольше воздуха и проговорил:

— Господин барон, посыльный, что принес вам письмо от дамы… Вы ведь не забыли о письме от дамы? Посыльный говорил, что вы захотите посетить госпожу Строфокамиллу, когда прочтете письмо, так я могу показать вам дорогу…

Барон, погруженный в собственные мысли, вернувшиеся к Папе и ванной, не сразу среагировал на возмутительное поведение трактирщика.

— Что? Ты еще здесь, висельник? Какая Строфокамилла? — Руперт еще не успел вскипеть, но руки уже на всякий случай шарили вокруг в поисках тяжелых предметов.

— Госпожа Строфокамилла… — бормотал трактирщик, пятясь к двери. — От нее вам утром принесли письмо, она живет неподалеку, вы могли бы заехать к ней, это чуть дальше поворота на Хельветию…

Трактирщик смог благополучно добраться до двери и уже прикрывал ее за собой, когда барон застыл в грациозной позе с кувшином в отведенной руке и резко скомандовал:

— На-зад!

Трактирщик вернулся в комнату, прикрывая голову руками. Христианские мученики, бросаемые в клетку к львам, имели надежду на посмертное спасение, трактирщик же был лишен и этого. «За грехи свои страдаю… — горестно думал он. — Как впутал меня господин Фихтенгольц в свои богомерзкие делишки, так и конец мне настал».

Однако барон, глотнув из кувшина, передумал его бросать. Что-то шевельнулось в том дальнем уголке его памяти, где пылились воспоминания о малозначительных событиях. Запах цветов, непонятно чем вызванный смех, тонкие пальцы протягивают бокал… Дом, конюшня…