Игорь Маранин - К Вашим услугам, государь [СИ]

10 июня, 9 часов вечера

— Ах! — расслабленно пискнула дева, но тут же справившись с секундной слабостью, вернув лицу подобающее ее положению выражение, сунула руку в суету шелковых простыней и нащупав ухо мажордома, стала накручивать его на палец.

— Вербициус, пошлый негодяй! Ты меня почти напугал, грязное животное! — мгновенно растерзав вялое ухо до крови, она принялась старательно рвать пучки жестких волос из каракулевой шевелюры мажордома. Тело несчастного забилось в корчах. Увлекшись, дева налилась помидорным соком, нежнейшие губки сбросили приметы женственности, вытянулись в две тонкие хищные пиявки. Она наклонилась и пронзительно заверещала:

— Как ты посмел лечь ко мне в постель? Как ты посмел сделать это без моего соизволения? Завтра же! Завтра же, я велю позвать коновала и он лишит тебя твоего единственного достоинства! Ты станешь мерином! Советовали мне знающие дамы, не связываться с прислугой, мол есть масса других способов. Так не же! Оказывается я доверилась похотливому кабану! Оказала такую честь, быть мне полезным! Держать мне зеркало и втирать благовония! Как ты посмел?! — и все больше раззадориваясь, Стофокамилла с наслаждением вонзила жемчужные коготки под кожу, раздирая в кровь, коленями пытаясь стукнуть мажордома по ушам. Вербициус неимоверным усилием вспучил рыхлое тельце, сорвал балдахин и вырвав из тисков голову, поднял красное как антрекот лицо, с луковицами вытаращенных глаз, орошавшими потоками слез тугие щеки.

— Госпо… госпо… Стро…ка…мила… — икая и отрыгивая, давясь звуками, он потешно причмокивал сардельками губ, пуская на тройной подбородок струйки слюней.

— Ну что? Что ты квакаешь, мой подсвиночек? — хлесткая пощечина мотнула его голову. Неожиданно это подействовало. Речь стала разборчивой:

— Это не я!

— Это не ты? Это колода мясника, влетела ко мне на кровать. Это тухлый окорок нарушил мой сон. Это… — новая пощечина, но с противоположной стороны, освежила мокрую щеку мажордома.

— Это не я! Я не сам! Меня послали! Ваш гость! — Вербициус рванулся и сверзился с кровати.

— Что ты несешь! Как ты посмел назвать себя мои гостем! Завтра же, коновала и покончим с этим! — вытянув руки, Стофокамилла попыталась вцепиться в лицо мажордома, но тот резво пригнулся и пополз на коленях вокруг кровати, одной рукой вытирая глаза, другой оглаживая пухлый зад.

— К вам, с визитом, прибыл милостивейший господин Фихтенгольц. Я не виноват. Они сами пришли. Я объяснял, что вы не можете принять, что почиваете. А они обошли меня и ногой. Сзади. — Вербициус вновь захлюпал носом. — А на сапоге у них шипчик! Ох!

— Шипчик?

— Ага. Шипчик. Острый такой.

— Ах, недоносок жирный, что ж ты сразу не сказал, что ко мне такой гость? Ах, Фихтенгольц, мой милый кузен. Ах, проказник. Ну что же ты стоишь, дурак. Горничных ко мне, одеваться. Принять коня у дорогого гостя. Свечи зажечь. Стол накрыть. Кузена провести в гостиную… — Стофокамилла, засуетившись, принялась выбираться из простыней, подол пеньюара сбился, обнажив прелестные коленки, достойные богини Авроры. Но тут на пороге мелькнула мужская фигура и, пнув по пути Вербициуса в бок, опустилась на колено перед дамой.

— Не беспокойтесь, дорогая кузина. Я уже здесь. У ваших ног. — Губы защекотали тонкое запястье.

— Ох, какая неожиданность! Я рада вновь видеть вас в моем доме. — Строфокамилла придала лицу гостеприимное выражение, но вспомнив, что неодета, попыталась спрятаться под одеялом. — Вы меня застали врасплох. Это не совсем прилично. Это скорее совсем неприлично. Что скажут завтра…

— Ну что вы, Строфокамилла, какие между нами могут быть приличия. Мы же очень близкие родственники. — Фихтенгольц проторил мелкими поцелуями дорожку от девичьих пальчиков к предплечью. Нам ли стесняться друг друга. Нас столько связывает. А потом я как всегда спешу. — Губы прошествовали до ключицы. — Столько дел и все спешные. Государственные дела. Государевы дела. И о себе надо не забыть. И о вас. У меня к вам дело. — Губы бесстрашно миновали ключицу и захватили в плен маленькое ушко. Строфокамилла, оглянувшись на мажордома, отпрянула и замахала руками.

— Вербициус, пойди прочь, болван. И скажи там, чтоб не мешали. Я вас слушаю, мой милый кузен. — Вы хотите выйти замуж?

Строфокамилла от неожиданности распахнула ротик, хлопнула пару раз ресничками, но взяв себя в руки, изобразила смущение:

— Милый Фихтенгольц, ах, как внезапно. Но я предчувствовала. Но как посмотрит на наш брак двор, ведь мы родственники. Но… Но я согласна! Я ваша! — дева кинулась на шею кузену, стиснула в объятьях, грозя оторвать голову.

— Да вы с ума сошли! При чем здесь я? Пустите же! Я слишком нужен отечеству, чтобы связать себя постоянными отношениями с одной женщиной!

— Как! Вы не хотите меня?! Это была злая шутка? — Строфокамилла обиженно отвернулась и взялась считать мушиные метки на зеркале. Ей срочно захотелось заплакать, но с глазами что то не ладилось, они оставались сухими.

— Какие шутки! Не будьте дурой. Все очень серьезно. Я предлагаю вам выйти замуж за Руперта фон Мюнстера. Забыв о невыжатых слезах, дева повернулась обратно.

— За Руперта? Это он прислал вас? Я поняла, вы делаете мне предложение от его имени. Вы голубок нашей с ним любви. Как это благородно с вашей стороны, отказаться от женщины ради друга.

— Строфокамилла! Я вас придушу! Какой друг? Замолчите же! Руперт еще не знает, что станет вашим мужем. Он еще не хочет этого. Но в наших с вами силах помочь ему захотеть.

— Как печально. Вы разбили мне сердце. Как много препятствий стоит на пути двух любящих сердец. Строфокамилла все таки выдавила слезу, но не удержавшись, блеснула жадным взглядом из под ладони. — Что я должна делать?

10 июня, 10 часов вечера

Эделия в нерешительности топталась у закрытых дверей маменькиного будуара… Ну знамо дело, опять маменька разглядывают свой таинственный медальон. Странноватая такая вещица — по белому фарфору голубые розы и какие-то вензелястые травки. Смахивает чем-то на хельветскую майолику, но не она. Розы больше на капусту похожи, разудалые такие розочки… Герцогиня называла этот медальон таинственным заморским словом, напоминающим звяк бубенца. Эделия вспомнила, как она в детстве, воспользовавшись тем, что маменька с папенькой были на ассамблее, пробралась в будуар и заглянула в медальон. Ничего особенного — ни портретика, ни прядки волос, ни зуба, на худой-то конец. Только надпись на неизвестном языке.

Эделия тихо поскреблась в дверь. Услышав приглашающее мычание, зашла. Так и есть… Герцогиня Корделия фон Шляппентохас, бывшая первая красавица двора Его Величества, сидела перед зеркальным туалетом и мечтательно оглаживала пальцами пресловутый медальон. Эделия с привычным испугом покосилась на стоящее в углу чучело огромного медведя, с серьгою в ухе и золотым подносом в передних лапах. Еще одна загадка. Ее маменька, отличавшаяся изысканнейшим вкусом во всем, что касалось внутреннего убранства дома, фигурной стрижки сада, наконец, бальных платьев, ни в какую не желала расстаться с этим страшилищем. Оно было не просто не к месту — оно было ужасно. К тому же в нем водилась моль. Эделия помнила это чудище всю свою жизнь. Краем уха она слышала, что маменька привезла этого красавца с хельветского горного курорта. Медведь приехал в огромном ящике и, будучи распакован, до смерти напугал старую герцогинину няню.