Шервин Нуланд - Врачи [Восхитительные и трагичные истории о том, как низменные страсти, меркантильные помыслы и абсурдные решения великих светил медицины помогли выжить человечеству] [litres]

Оставалось одно очень важное дело, о котором только что назначенный профессор должен был позаботиться перед тем, как покинуть Берлин. Все свою жизнь он был известен отсутствием пунктуальности и привычкой появляться в самый последний момент. Сердечные дела не были исключением. В день своего отъезда в Вюрцбург он обручился с Роуз, семнадцатилетней дочерью своего друга Карла Майера. Хотя Майер был самым успешным практикующим акушером Берлина, он имел весьма прогрессивные политические взгляды. Он превратил свой дом в салон, где несколько раз в неделю собирались его либерально мыслящие товарищи, чтобы обменяться мнениями и оказать друг другу взаимную поддержку. Для самоотверженной восторженной Роуз прямолинейный молодой врач был героем, которого заставляли страдать за его преданность делу демократии. В кульминационный момент их романа ее жених писал с нехарактерной для него нежностью:

Она слушала меня и постигала все мои идеи, в некотором смысле, она училась у меня, так что я не знаю никого, кто мог бы понять меня лучше. И я, я полюбил ее, не могу сказать, почему и когда; но в один прекрасный день я неожиданно осознал, что она овладела моим сердцем. Это произошло в очень грустное время. В тот самый день на исходе марта, когда моей маленькой Роуз сообщили, что я получил официальное уведомление об увольнении.

В тот момент я счел более достойным скрыть свои чувства к Роуз… Поэтому я молчал даже после моего назначения в Вюрцбург, поскольку все еще не имел возможности покинуть Берлин. И только когда я наконец увидел, как день ото дня Роуз становится все печальнее, когда я понял, что она страдает, и совершенно очевидно из-за меня, я больше не мог сдерживаться. В понедельник я пришел, чтобы попрощаться, но полдень уже застал нас в объятиях друг друга. Так получилось.

Как видно из приведенной цитаты, Роуз видела свою миссию в том, чтобы всемерно помогать своему великому спутнику жизни. Она не питала никаких личных амбиций и все свои силы посвятила тому, чтобы облегчить жизнь своего избранника. Краткий рассказ Вирхова наводит на мысль, что фактически именно под его влиянием у нее сформировались подобные представления об эталоне семьи. О жене ученого написано очень мало. По-видимому, отношения между супругами были хорошими и ничто не нарушало безмятежного течения жизни в их доме, где росли шестеро детей: трое сыновей и три дочери.

Прибывший в Вюрцбург новый профессор патологии оказался в благоприятной атмосфере, абсолютно непохожей на столичную суету Берлина. Расположенный на берегах реки Майн среди виноградников на склонах Баварских холмов, с пятидесятитысячным населением, этот город был одной из тех небольших жемчужин в ожерелье университетских городов, которыми знаменита Германия. В девятнадцатом веке здесь жили и работали ведущие светила медицины того времени, например эмбриолог и гистолог Альберт фон Келликер, не говоря уже о Вирхове и Сканцони. Именно в этом почтенном учреждении в 1895 году профессор физики Вильгельм Рентген обнаружит рентгеновские лучи.

Приезд Вирхова в университет должен был насторожить некоторых его сослуживцев-преподавателей. Благодаря раскрытию фундаментальной основы тромбоза и эмболии, открытию сущности лейкемии и резким нападкам на всеми почитаемого Рокитанского Вирхов завоевал в академических кругах авторитет, каким не мог похвастаться никто из его новых коллег, а также репутацию человека, непреклонно отстаивающего свою точку зрения. Он самостоятельно изучил английский: вместе с французским, итальянским и голландским у него в распоряжении были пять языков, на которых было написано все сколько-нибудь важное в современной науке; достаточно хорошее знание греческого, латинского, иврита и арабского обеспечивало ему доступ к древним источникам медицинских знаний. Кроме того, еще до приезда профессора в Вюрцбург стало известно о его политических взглядах. Недаром министерство Баварии сопротивлялось назначению Вирхова, и только непрекращающийся натиск со стороны Сканцони и берлинских чиновников заставил их согласиться.

Но у них не было причин для волнений. Хотя, работая в Вюрцбурге, Вирхов продолжал свою общественную реформаторскую деятельность, он не был ни революционером, ни бунтарем-одиночкой. В Берлине он оказался слишком близок к полному уничтожению своей карьеры, поэтому на новом месте вел себя более чем осмотрительно. Вирхов осознал, что, если он хочет добиться прогрессивных преобразований в научных и социальных аспектах медицины, ему не следует идти по пути провокации. Он начал собственную трансформацию, позволив медицинской реформе погибнуть в безмолвии. Следующие семь лет он целиком посвятил науке.

Рудольф Вирхов был лишь одним из многочисленных потерпевших фиаско революционеров, боевой пыл которых остыл с окончательным провалом революции 1848 года. По всей Европе молодые идеалисты либо чувствовали разочарование, либо из соображений целесообразности погружались в работу, не имевшую отношения к политике. Двадцатилетний немец Фердинанд Кон, впоследствии ставший первым бактериологом, выразил свой пессимизм в отношении к либералам в записи дневника от 25 сентября 1849 года: «Германия мертва, Франция мертва, Италия мертва, Венгрия мертва, только холера и трибунал бессмертны. Я оставил этот недружелюбный мир, похоронив себя в своих книгах и исследованиях; общаясь с немногими людьми, много изучая, вдохновляясь только природой».

Время пребывания в Вюрцбурге стало самым продуктивным периодом жизни Вирхова. Он работал с небольшой группой талантливых исследователей, быстро доказав, что способен мирно сотрудничать с людьми, которых критиковал до того, как присоединился к их компании. Он руководил первой кафедрой патологической анатомии в Германии; большое количество студентов хотели учиться у него и у Кёлликера, который приехал в университет лишь на год раньше Вирхова. На самом деле, некоторые его биографы полагают, что если бы кроме целой галактики звезд, которых он обучил в то время, он не оставил никакого другого наследия, этого было бы достаточно, чтобы признать его одним из величайших преподавателей в истории медицины.

Ученики собирались вокруг профессора не просто так. Кроме того, что он был ученым высокого уровня, он занимался разработкой проектов, которые увлекали и восхищали молодых врачей, изучавших новую научную медицину. За неполные пять лет, прошедшие с того времени, когда Вирхов окончил университет, он внес значительные изменения в учебную программу, по крайней мере, в Вюрцбурге. То, чему он учил своих студентов, было новой эпохой медицины по сравнению с тем, что ему доводилось слышать в лекционных залах института Фридриха-Вильгельма. В круг его интересов входило изучение воспалительных процессов, рака, туберкулеза, брюшного тифа, кисты печени, заболеваний почек, холеры, кретинизма, амилоидоза, а также исследование анатомии кожи, ногтей, костей, хрящей и соединительной ткани. Вместе с другими учеными он опубликовал шеститомный «Справочник по специальной патологии и терапии», а также принимал участие в работе над руководством по общей патологии. В 1851 году он и двое его коллег начали выпускать «Ежегодник достижений и прогресса в медицине», который продолжал редактировать до самой смерти, к тому времени уже давно известный как «Ежегодник Вирхова».