Шервин Нуланд - Врачи [Восхитительные и трагичные истории о том, как низменные страсти, меркантильные помыслы и абсурдные решения великих светил медицины помогли выжить человечеству] [litres]

Не будет большого смысла, если я ради своего удовольствия во второй раз стану досаждать республике ученых [8] Республика ученых (лат. Respublica literaria) – наднациональное объединение ученых, существовавшее в эпоху Ренессанса и Просвещения. Расцвета институт достиг в XVII–XVIII веках, по мере оформления национальных академий наук и научной периодики, а также вследствие преобладания точных наук в университетской системе. Республика ученых послужила основой современного научного сообщества. . Я не буду автором или поручителем какой-либо новой спорной доктрины. Пусть погибнут мои идеи, если они бесполезны, и пропадут зря мои эксперименты, если они ошибочны или если я их неправильно понял. Я удовлетворен своей работой. Не в моем характере нарушать установленный порядок. Если я ошибаюсь (ведь, в конце концов, я всего лишь человек), пусть то, что я написал, покроется плесенью от пренебрежения, но если я прав, надеюсь, на этот раз человечество не отринет истину.

Стоит отдельно сказать о применении доктрины, изложенной в книге Гарвея: дело в том, что новая теория мало повлияла на медицинскую практику того времени как врачей, поверивших в новую концепцию, так и самого автора. Это было связано с тем, что с помощью давно принятой схемы движения крови объяснялась бо́льшая часть симптомов, наблюдаемых в повседневной клинической работе, и, казалось, что вполне удовлетворительно. Считалось, что кровь обладает способностью быстро менять концентрацию и месторасположение в ответ на различные виды воздействия. Таким образом, рвотные средства, яды, пищевые продукты, изменения температуры и травмы могут вызывать прилив крови к отдельным органам или, наоборот, их недостаточное кровоснабжение. В первом случае могут появиться покраснение, отек, лихорадка, ускоренный пульс, набухшие вены или аналогичные ярко выраженные признаки; второй случай сопровождается бледностью, онемением, обмороками, холодностью кожных покровов или слабым пульсом. Считалось, что кровь может быстро перемещаться внутрь, концентрируясь в центре тела, или наружу к конечностям. Из-за этой способности крови перераспределяться и сосредоточиваться в любой области увеличился арсенал лечебных средств местного и общего характера воздействия, стимулирующих соответствующую реакцию организма таким образом, чтобы преодолеть симптомы болезни. Применялись кровопускание, банки, массаж и наложение жгутов, все способы изменения объема крови в конкретном месте. Врачи того времени считали, что такая система лечения позволяет достигать нужного результата. Даже сам Гарвей не намеревался отказываться от терапевтических методов просто потому, что он опроверг теорию, на которую они опирались, тем более что его личный опыт подтверждал их эффективность. Для реализации теории Гарвея были необходимы дополнительные исследования и более глубокое практическое понимание болезни. Прошло более ста лет, прежде чем его концепция нашла практическое воплощение.

Хотя публикация De Motu Cordis мало изменила методы лечения пациентов, применяемые Гарвеем, но она оказала сильное влияние на его практику в целом. Обри писал:

Я слышал, как он говорил, что после выхода в свет его книги о кровообращении количество его пациентов значительно уменьшилось, потому что многие из них решили, что он спятил… Наконец, не без сложностей, где-то через 20–30 лет, трактат стал учебником во всех университетах мира, и, как написал г-н Гоббс в своей книге «О теле политическом», он был, возможно, единственным человеком в истории науки, увидевшим при жизни реализацию собственной доктрины.

Независимо от того, насколько сократилась практика Гарвея в результате публикации его книги, после этих событий он стал посвящать больше времени королю Чарльзу в ущерб остальным, не столь знатным, пациентам. Кроме того, как до, так и после публикации De Motu Cordis, он продолжал исследования развития эмбриона, начатые еще в студенческие годы в Падуе. Поскольку в De Motu Cordis есть упоминания о вопросах, связанных с зарождением жизни, весьма вероятно, что Гарвей еще до 1628 года проделал значительную работу над этой проблемой и, возможно, даже начал писать книгу на эту тему. За долгие годы он накопил огромное количество наблюдений, сделанных как невооруженным глазом, так и с использованием простейших линз. Поскольку пределом увеличения микроскопа в то время была область биологических исследований, результаты его работы были быстро забыты, несмотря на их общую достоверность. Тем не менее книга De Generatione Animalium («Зарождение животных»), которую он опубликовал в 1651 году, не теряет своей актуальности, потому что она проливает свет на те методы сбора доказательств, которые привели к открытию кровообращения. В частности, во введении к трактату автор описывает свои способы поиска истины. Изучая эту и другие его работы, можно реконструировать образ мыслей, отражающий различия между мыслителями семнадцатого века и (почти всеми) теми, кто развивал науку во всех областях знания до этого периода. Здесь мы имеем дело с первоисточником научного метода.

Если попытаться сформулировать, чем отличались методы исследования того времени от научных изысканий предшествующих лет, можно сказать следующее: философы семнадцатого века стремились отвечать на вопросы, начинающиеся скорее со слова «как», чем со слова «почему». Сам Гарвей довольно ясно выразился по этому поводу, написав: «Я склонен считать, что наша первая обязанность выяснить, существуют конкретные явления или нет, прежде чем интересоваться, почему». Другими словами, задача ученого – не искать причины чего-то, а лишь выяснить объективно существующие факты. Телеология – это мировоззрение, а не наука. Когда главным провозглашается вопрос «почему», теряется объективность, и каждое наблюдение встраивается в заранее предопределенную схему. Врачи-гиппократики прославились не тем, что искали причины заболеваний; сила их системы заключалась в умении сложить многокомпонентную мозаику болезни из свидетельств, полученных при помощи органов чувств. Когда Гален игнорировал эту самую основную часть их учения, он сильно рисковал. Его интерпретация собственных ощущений зависела от того, что подсказывало ему его сердце. Он заполнил пустые места своей уже выстроенной системы знаний домыслами и гипотезами, основанными на концепции того, что всё на земле создано бесконечно мудрым Творцом. Итак, пользуясь формулировкой Александра Поупа, он неправильно понимал «всё на свете», потому что рассматривал все явления предвзято, исходя из собственных убеждений о том, как все должно быть устроено.

Уильям Гарвей играл по другим правилам. Он считал, что цель ученого – узнать, как происходят те или иные процессы, а не почему. Областью изучения науки является то, что можно наблюдать и измерять; а все, что служит предметом для мистических спекуляций, не имеет никакого отношения к серьезным исследованиям. Он стал первым врачом, применившим научный метод познания, который английский физиолог сэр Джордж Пикеринг в своей речи в честь Гарвея в 1964 году очень точно и, одновременно, поэтично охарактеризовал, как «дисциплинированное любопытство».