Шервин Нуланд - Врачи [Восхитительные и трагичные истории о том, как низменные страсти, меркантильные помыслы и абсурдные решения великих светил медицины помогли выжить человечеству] [litres]

Все, чего хотел правящий монарх медицинских исследований, – закончить свои дни в покое. 24 апреля 1657 года он писал коллеге: «Я не только зрел годами, но и, позволь мне признаться, несколько поизносился. Мне действительно кажется, что я имею право просить о почетной отставке». Вскоре его желание исполнилось. Два месяца спустя, 30 июня, у него случился инсульт, и через несколько часов он умер. Его молодой друг Джон Обри был среди тех, кто нес его гроб к месту захоронения.

В своем предисловии к De Generatione Animalium Уильям Гарвей сформулировал принципы, согласно которым молодые ученые семнадцатого века изучали явления природы. Хотя они оставались последователями древнегреческого учения, они сознавали отсутствие необходимой полноты унаследованного знания. Они считали важным признать, что ошибки свойственны даже самым почитаемым древним авторитетам и их книгам. «Наш главный консультант – сама природа» – провозгласили они своим кредо. Им было недостаточно просто избавиться от старых ограничений, они выстроили новый подход к науке, наиболее точно сформулированный Гарвеем в предисловии к своей последней книге: наука продвигается вперед благодаря интуиции; наука – это тяжелая работа, когда все делается как следует, но тяжелая работа приносит удовольствие, а высшей наградой является открытие; наука оперирует индуктивным рассуждением – на основе отдельных доказанных фактов определяются общие принципы, этот процесс Гарвей описал решительной фразой: «Мы полагаемся на собственные глаза и совершаем восхождение от открытий меньших явлений и процессов к выявлению высших».

Как отмечал Обри, Уильям Гарвей еще при жизни стал свидетелем реализации своей доктрины, по крайней мере, если считать его главной доктриной замкнутый цикл кровообращения. Хотя до применения его концепции в медицине было еще далеко, его открытие сохраняло свою значимость для многих образованных людей. В старости его окружали почет и уважение, а его открытие было признано бессмертным. Но важнейшая часть его учения, выраженная в его описании науки, лишь столетие спустя была понята и принята всеми, а не только избранным авангардом мыслителей семнадцатого века, каждый из которых, как это часто случается, постигал истину независимо от других. Любой из них мог бы подписаться под словами великого ученого из предисловия к книге De Generatione Animalium:

Нашим главным советником должна быть сама природа; путь, проложенный ею, должен стать нашей дорогой. До тех пор, пока мы полагаемся на собственные глаза и совершаем восхождение от открытий меньших явлений и процессов к выявлению высших, мы будем прилежно постигать ее скрытые тайны.

Клиническая история болезни начала восемнадцатого века:

Пожилой мужчина семидесяти четырех лет, худощавого телосложения, любящий вино, в течение последнего месяца при ходьбе стал переносить вес тела главным образом на левую ногу. Хотя его слуги заметили хромоту, сам он не говорил об этом и не жаловался на какой-либо дискомфорт. После двадцати двух дней хромоты у него появилась генерализованная боль в животе. Он принял порошок териака [9] Териак (териак Андромаха) – мнимое универсальное противоядие, которое должно излечивать все без исключения отравления, в том числе самоотравления организма, развившиеся в результате внутренних болезней. , популярное средство при таких симптомах со времен античности. Боль отступила. Спустя двенадцать дней около полудня он почувствовал сильную боль в правом нижнем квадранте живота, которую он описал как «будто собака вгрызается внутрь». Над болезненной областью образовался отек, и при глубокой пальпации врач, к которому на этот раз обратился пациент, отметил уплотнение. Врач обратил внимание на учащенный пульс, странный, опрокинутый взгляд ввалившихся глаз и сухой язык. Пациент пережил ужасную ночь.

На следующее утро пульс стал чаще, и усилилось сердцебиение. Боль и отек теперь расширились до середины нижней части живота, и вскоре достигли левой стороны. Врач прописал кровопускание в объеме двухсот миллилитров. После проведения процедуры на поверхности сгустка крови была обнаружена желтая, болезненного вида корочка. У пациента появилась тошнота, но без рвоты. Следующая ночь была очень тяжелой.

На следующий день пульс ослаб, пациент отрыгивал из желудка горько-кислую жидкость. Его речь стала невнятной, он то погружался, то выходил из бредового состояния. К следующему утру появились частые приступы судороги, продолжающиеся до четверти часа каждый. Пульс стал настолько слабым, что врач мог воспрепятствовать ему легким прикосновением кончиков пальцев. Пациента рвало жидкостью, зловонной, как фекалии. Дыхание стало очень затрудненным. В тот же вечер его сознание по непонятным причинам прояснилось от бреда, мужчина судорожно вздохнул один раз, содрогнулся в конвульсии и умер.

При вскрытии, проведенном следующим утром, самые поразительные изменения были обнаружены, как и ожидалось, в правом нижнем квадранте брюшной полости. Начало толстой кишки, или, иными словами, основание слепой кишки, превратилось в гангренозную массу в том месте, где она пролегала над мышцами, ведущими к ноге. Сильно пахнущий абсцесс проник в эти мышцы так глубоко, что было невозможно отделить его без надреза, в результате которого было открыто большое скопление гноя и сукровицы.

Таким образом, был выявлен очаг проявившихся симптомов, но первопричину развития патологического процесса обнаружить не удалось. По словам врача, проводившего вскрытие, «каким образом воспаление распространилось в смежную область кишечника и причины других описанных мной обстоятельств объяснить невозможно». Еще полтора столетия нельзя будет поставить диагноз в подобном случае, поскольку основной причиной симптомов пациента была болезнь, которой еще не знали в тот день 1705 года в городе Болонье, где проходила аутопсия. Пациент умер, как мы можем догадаться сегодня, от разрыва аппендикса.

Болезнь не имела отношения ни к гуморам, ни к врожденному теплу, ни к окружающей среде пациента или сезону года. Это был специфический патологический процесс в определенной части тела. Симптомы, наблюдавшиеся у пациента, были результатом не общей разбалансировки организма, а четко локализованного изменения состояния слепой кишки. История болезни, которую вы только что прочитали, была первой из семисот, которые патологоанатом соберет в последующие пятьдесят лет. Эти документы, облаченные в форму семидесяти писем, подтвердили теорию древних книдийцев о том, что ключ к происхождению каждой болезни следует искать в конкретных изменениях отдельного органа. Определение места нарушения естественного функционирования должно было стать первой заповедью новой медицины.