Андрей Домановский - Загадки истории. Византия [litres]

Впрочем, и до этого даже в современной академической среде (спустя более 500 лет!), казалось бы, весьма далекой от средневековых событий на европейском континенте, в Соединенных Штатах отношение к случившемуся 29 мая 1453 г. окрашено в определенные иделогические тона. Знаменитый турецкий писатель, лауреат Нобелевской премии Орхан Памук в книге «Стамбул. Город воспоминаний» описывает случай, произошедший с его женой во время учебы в США: «По тому, как люди называют некоторые события, можно понять, где мы находимся – на Западе или на Востоке. 29 мая 1453 года для Западного мира произошло падение Константинополя, а для Восточного – взятие Стамбула. Когда моя жена, учившаяся в Колумбийском университете Нью-Йорка, однажды употребила в одной своей работе слово «взятие», профессор-американец обвинил ее в национализме. На самом же деле она употребила это слово просто потому, что так ее научили в турецком лицее; ее мать была русского происхождения, так что она отчасти даже симпатизировала православным грекам. Для нее это событие не было ни «взятием», ни «падением» – она чувствовала себя как военнопленный, оказавшийся посреди двух миров, не оставляющих человеку другого выбора, кроме как быть мусульманином или христианином».

Так как же случилось, что величайший христианский город, столетиями противостоявший нашествиям арабов, русов, болгар, сербов, лишь единожды павший под ударом крестоносцев Четвертого крестового похода в 1204 г. и затем возвращенный под власть законных владетелей-византийцев в 1261 г., окончательно рухнул под ударом турецкого завоевания немногим менее двух веков спустя, похоронив при этом под своими обломками последние остатки византийской государственности? Что привело к столь плачевному финалу величайшей христианской империи? Можно ли винить в случившемся лишь турок-османов, или же вина лежит на самих византийцах или даже странах Западной Европы, не пришедших на помощь государству ромеев тогда, когда оно в наибольшей степени в этом нуждалось? Чтобы ответить на эти вопросы, следует взглянуть на историю Византийской империи в последние полтора столетия ее существования, особенно пристально рассмотрев период после появления на восточных рубежах Византии ее будущих могильщиков – воинственных турок-османов.

Восстановленное после крестоносного завоевания в 1261 г. государство ромеев была уже далеко не тем, что в V–XII вв. – из некогда безраздельно господствовавшей в Средиземноморье империи она превратилась в достаточно сильную, но все же уже низведенную до игрока регионального уровня греческую страну. Внутренние дела Византии шли все хуже, политика императоров династии Палеологов неумолимо вела к социально-экономическому ослаблению, а внешние враги постоянно беспокоили империю, отбирая у нее последние жизненные силы.

Каким бы странным не показалось на первый взгляд это утверждение, но отвоевание византийцами Константинополя в 1261 г. имело и отрицательные последствия. Успешная в своем регионе Никейская империя, вновь став государством со столицей в Константинополе, оказалась втянутой в европейскую политику, обретя новых врагов на Западе. В связи с этим воинские контингенты из Малой Азии все активнее перебрасывались на защиту западных рубежей государства, обнажая при этом восточную границу. Это позволило соседям усиливать давление на крепкие прежде рубежи Никейской империи, и в последние три десятилетия XIII в. турецкие воины ислама – гази – практически ежегодно осуществляли грабительские набеги на территорию Византии, получая богатую добычу.

Поначалу появление во второй половине XIII в. среди многочисленных врагов Византии еще одного политического образования – небольшого государства пришедших из Хорасана тюрков-огузов – не вызвало у василевсов особого беспокойства. Из Средней Азии этот народ был вытеснен монгольским нашествием и, преодолев тысячи километров, обосновался в итоге на восточных рубежах Ромейской империи, основав номинально зависимое от Конийского султаната Сельджукидов княжество-бейлик. Историческое предание связывает его создание с именем легендарного вождя огузского племени кайы Эртогрула, который считается основателем нового турецкого государства, весьма удачно расположившегося в Вифинии (северо-западной части Малой Азии, на реке Сангарий к северо-западу от Дорилея) – подальше от монгольского государства ильханов и непосредственно у границы все более слабевшей Византии.

В Малой Азии у империи оставалось к концу ХІІІ в. лишь такие города, как Никея, Никомидия, Бруса, Сарды, Филадельфия, Магнисия, Ираклия и Смирна. Византия контролировала лишь протянувшийся от реки Сангарий до Босфора полуостров, равнинную территорию между Вифинией и горой Олимп и стомильную полоску южного побережья Черного моря. Эти владения были территорией практически постоянной войны с напиравшими с востока турецкими завоевателями.

При этом наибольшую выгоду из своего пограничного положения с византийскими землями извлекали тюрки-огузы – именно к ним стекались наиболее пассионарные, активные и предприимчивые их соплеменники. Это были воины ислама гази, устремлявшиеся на завоевание новых богатых земель неверных, дервиши и мудрецы суфии, знатоки ислама, бежавшие от монголов, и, наконец, обычные кочевники, отходившие все дальше на запад в поисках новых пастбищ для своих стад. Благодаря этому бейлик Эртогрула не только не испытывал недостатка в человеческих ресурсах, но, наоборот, щедро черпал из энтузиазма и воинственности приходивших в его пределы все новых пришельцев энергию для внешней экспансии.

Преемником власти Эртогрула в 1281 г. стал его сын Осман І Гази (1281–1326 гг.), по имени которого подвластные ему страну и народ стали именовать османскими («османлы» – османцы). Согласно легендам, само провидение вело этого правителя к величию. Однажды ему якобы приснился вещий сон о Константинополе, который, «будучи расположен там, где сходятся два моря и два континента, был подобен бриллианту, помещенному между двумя сапфирами и двумя изумрудами, и казалось, что все это образует прекраснейший камень на кольце огромной власти, охватывающем весь мир». Сон направил помыслы и действия правителя в сторону ромейской империи с целью завоевания и страны и, в особенности, величественной столицы Византии. Воодушевленный видениями Осман облачился в плащ гази, направляя в нужное русло – против Византийской империи – бьющую через край энергию своих подданных.

Поначалу пребывавший в зависимости от слабевших Сельджукидов, около 1300 г. Осман освободился от тяготившего его подчиненного положения и повел самостоятельную активную завоевательную политику, продвигаясь на Запад – туда, где находилась слабевшая и дряхлевшая Византийская империя. Уже в 1289 г. ему покорился Дорилей (Эскитересир). В 1301 г. он нанес византийцам первое поражение в сражении при Вифее, между Никомидией и Никеей, и начал заселять своими подданными территории к северу от горы Олимп. Жестокое поражение потерпели византийцы в 1302 г. в битве при Магнисии: шестнадцатитысячное ромейское войско во главе с Михаилом ІХ Палеологом (1295–1320 гг.), соправителем Андроника II Палеолога Старшего (1282–1328 гг.), было наголову разбито, а сам бесталанный полководец был вынужден бежать в Пергам. Случилась эта трагедия вследствие фактического предательства десятитысячного войска аланов, составлявшего ядро византийской армии. Турки, «становясь все смелее… прямо показывали, что хотят окружить царские войска», однако бегство так и не вступивших в бой аланов не потребовало и этого – битва была заведомо проиграна.