Сергей Нечаев - Наполеон. Заговоры и покушения

– Но тогда кто же ваши сообщники? Назовите их.

– Странный вопрос, – хмыкнул генерал Мале. – Мои сообщники – это вся Франция. И вы тоже, месье Фрошо, если бы я довел свое дело до конца.

Потом председатель суда обратился к капитану Пикерелю:

– Вы присутствовали при аресте министра полиции?

– Да, господин председатель. Он мне еще сказал, что он министр полиции. Я ответил, что не имею чести его знать. Он спросил, кто направил меня к нему? Я сказал, что меня направил какой-то генерал, которого я никогда до этого не видел. Честное слово, я ничего не знал.

Председатель уточнил:

– Это вы или Гидаль сопроводили министра полиции в тюрьму?

– Ну, это был точно не я…

– Это был я, – перебил его Фанно де Лаори. – Я сидел в тюрьме и готовился эмигрировать в Соединенные Штаты. Потом появился генерал Мале, и я поверил ему. В этом заключается вся моя вина. Кроме того, я получил от Мале приказ убить министра полиции, но я не сделал этого и препроводил его в тюрьму. Таким образом, я спас ему жизнь.

– Когда капитан Лаборд сказал, что император жив, – продолжил Пикерель, – все стали кричать «Да здравствует император!», а я кричал громче всех.

После этого граф Дежан переключился на Боккечиампе.

– Кто освободил вас из тюрьмы? Это был обвиняемый Мале?

– Я нисего не снал, – ответил корсиканец со страшным акцентом. – Камеру окрыфали, и я фисел потисать сфесим фостуком.

– Что вы делали в префектуре полиции?

– Я присол тута полусить документи для моей песопасности. Меня там арестофали. Я нефинофен.

Потом председатель суда обратился к полковнику Раббу:

– Вы читали указ Сената, приказы и прокламации?

– Да, господин граф. И вот, как это произошло. В восемь утра прибежал мой адъютант и принес мне пакет. Он сказал, что сегодня много новостей. Он был очень взволнован. С первых его слов я понял, что император погиб под стенами Москвы. Я был так поражен этим известием, что даже вынужден был опереться о камин, чтобы не упасть. Когда он закончил чтение, я сказал: «Мы пропали. Что с нами теперь будет?!» Я быстро оделся и поехал на Вандомскую площадь. Там я увидел капитана Лаборда, и он спросил: что значит все происходящее? Я пошел к полковнику Дусэ, он закричал: «Что вы наделали, Рабб?»

– Почему вы не сохранили при себе все эти документы?

– Это моя ошибка, господин граф. Я был сам не свой. Я к ним даже не притронулся, их читал мой адъютант. Мне не 20 лет, и после известия о смерти императора, меня словно парализовало.

После этого были допрошены еще несколько обвиняемых, но они ничего толком не знали и не могли сообщить ничего интересного. Наконец, председатель суда начал допрос капрала Рато.

– Вы показали, что много раз видели обвиняемого Мале до 23 октября?

– Прошу прощения, монсеньор, – отчеканил Рато, – но это чистая правда.

– Это противоречит показаниям Мале, который утверждает, что никогда раньше вас не видел.

– Прошу прощения, монсеньор, но я с ним виделся пять или шесть раз.

– Свидетельствует ли это о том, что обвиняемый Мале посвятил вас в свои планы или хотя бы в часть своих планов?

Рато отрицательно замотал головой.

– Он вам сказал, что вы будете его адъютантом?

– Прошу прощения, монсеньор, он сказал мне это только 23-го числа.

– Кто познакомил вас с обвиняемым Мале?

– Прошу прощения, монсеньор, меня с ним познакомил господин Лафон.

– Но вас все же предупредили, что 23-го вы должны быть в униформе адъютанта?

– Прошу прощения, монсеньор, меня никто не предупреждал. Утром генерал Мале сказал мне: «Вы теперь – мой адъютант. Теперь вы должны мне подчиняться». Я согласился, ведь никто не захочет вечно оставаться капралом.

– Достаточно. Садитесь.

Рато щелкнул каблуками и с достоинством дворового пса сел на свое место.

– Заседание прерывается на два часа, – объявил граф Дежан. – Жандармы, уведите обвиняемых.

Было уже восемь часов вечера. Все страшно устали, и перерыв оказался весьма кстати. В десять часов вновь прозвенел звонок, объявляющий заседание открытым.

– Жандармы, – провозгласил граф Дежан, – введите обвиняемых.

Через десять минут все расселись по своим местам.

– Все обвиняемые имели возможность высказаться? – спросил председатель суда у секретаря.

– Да, господин председатель.

– Тогда приступим к защите. Обвиняемый Мале, что вы можете сказать в свою защиту?

Мале встал и громко объявил:

– Человек, который взял на себя защиту прав своей угнетенной страны, не нуждается в защите: он либо побеждает, либо умирает!

Шум прошел по залу заседаний, и председатель суда поспешил обратиться к другому обвиняемому:

– Обвиняемый Лаори, вам слово.

– Хочу сказать, господа, я думал, что начинается новое 18 брюмера. Я пошел за генералом Мале, как 12 лет назад я пошел за генералом Бонапартом.

– Это серьезное преступление – верить в возможность революции при правлении Его Величества Императора.

Фанно де Лаори лишь усмехнулся.

– Вчера вечером, – сказал он, – я узнал, что нас будут судить сегодня. Я попросил света, чтобы иметь возможность хорошо подготовиться к защите. Мне его не дали. Я не говорю уже об адвокате.

– Точно! – выкрикнул Гидаль. – Не дали ни свечи, ни бутылки вина!

Граф Дежан сурово посмотрел на Гидаля:

– Обвиняемый Гидаль, правильно ли я вас понял, вы хотите что-то сказать в свою защиту? Мы вас внимательно слушаем.

Гидаль, и так уже приговоренный к смертной казни как английский шпион, лишь усмехнулся в ответ и сказал:

– Пусть свершится моя участь!

– Теперь вы, майор Сулье защищайтесь, – сказал граф Дежан, а затем спросил: – Что вы можете сказать в свое оправдание?

– Увы, монсеньор, – пробормотал Сулье, оглядываясь по сторонам, словно ища защиты у окружающих, – я обращался к адвокату, но мне не ответили.

– Пока его нет, защищайтесь сами.

Сулье встал. Он был бледен. Словно через силу он вымолвил:

– Господа, мне 45 лет, 25 из них я нахожусь на службе. У меня 14 ранений и четверо детей. В прошлом году нас окружили в Испании. Я командовал гарнизоном. Мне предлагали 500 тысяч франков и чин генерала, но я не сдался. Я ответил им огнем. Потом мы сделали вылазку и пробились к своим. Проверьте у Его Превосходительства военного министра, он вам все это подтвердит. Я невиновен и взываю к справедливости. У меня четверо детей…

– Майор, – сказал граф Дежан, – будьте спокойны. Мы тщательно изучим ваше дело.

Потом он обратился к Боккечиампе:

– Суд предоставляет вам слово.

– Я просил атфоката, я плоко кофорю по-франсуски. Кте мой атфокат?

– Все адвокаты во Франции уже давно спят! – выкрикнул с места Гидаль.

– Говорите, Боккечиампе, мы вас поймем.

– Коросо! Я нефинофен. Мой атфокат опяснил пы фам… Я нефинофен.