Сергей Нечаев - Наполеон. Заговоры и покушения

На Францию и всю Европу произвели глубочайшее впечатление та легкость, с которой Мале сумел убедить войска в смерти императора, и та пассивная покорность, с которой муниципальные власти подчинились его приказам.

Французские историки Эрнест Лависс и Альфред Рамбо совершенно справедливо отмечают:

«Инцидент этот свидетельствовал о том, насколько дело Наполеона, поставленное на карту в равнинах России, было непрочно в самой Франции. Все "установления Империи", весь ее блеск – все это держалось жизнью одного человека».

Писатель Вальтер Скотт развивает эту мысль:

«Во время пребывания Наполеона в русском походе составился заговор, доказавший, как нетверда была народная привязанность к императорскому правлению, какими легкими средствами можно было его ниспровергнуть. Власть императора казалась подобной крепкому высокому сосновому дереву, которое, распространяя вокруг себя обширную сень и вознося чело свое к облакам, не может, однако же, как дуб, пускать корни свои глубоко в недра земли, но расстилая их в стороны по поверхности, подвергается опасности быть низверженным первым ударом бури».

В этих условиях ему, императору, было очень даже опасно признать перед всем миром, что заговорщик Мале не был одиночкой, а за ним стояли мощные подпольные силы той самой Революции, которые ему, Наполеону, так и не удалось до конца растоптать. Именно потому лживая версия о генерале Мале как о «безумном одиночке», столь удобная для Наполеона, надолго утвердилась в литературе, поддерживаемая сторонниками Великой Личности в истории.

После того как герцог де Ровиго стал посмешищем всей Франции, позволив арестовать себя во время попытки переворота, предпринятого генералом Мале, друзья стали советовать Фуше, что наступил подходящий момент, чтобы попытаться вернуться. Но ответ опального министра их удивил.

– Мое сердце закрыто для всей этой человеческой суеты, – сказал он. – Власть больше не привлекает меня, в моем теперешнем состоянии мне не только желателен, но и совершенно необходим покой. Государственная деятельность представляется мне сумбурным, полным опасностей занятием.

Что это было? Кокетство? Или этот человек, действительно, научился житейской мудрости, пройдя полный курс обучения в школе страдания?

Биограф Фуше Стефан Цвейг пишет об этом следующее:

«После двадцати лет бессмысленной погони за почестями стареющим человеком овладела глубокая потребность в отдыхе, во внутреннем успокоении. Кажется, в нем навсегда угасла страсть к интригам, и воля к власти наконец-то окончательно сломлена в этой так много метавшейся, беспокойной, ненасытной душе».

Надо сказать, весьма спорное мнение. Все-таки не такой человек был Жозеф Фуше, чтобы быть окончательно сломленным. Для него, скорее всего, больше подходит следующее определение историка Альбера Сореля:

«Партия жертв никогда не была его партией».

Заговор генерала Мале заставил Наполеона бросить свою разбитую армию в снегах России и срочно вернуться в Париж. Среди прочих неотложных дел он отдал приказ и о проведении секретного расследования на предмет возможности участия в заговоре бывшего министра полиции Фуше. Впрочем, никаких доказательств этого обнаружено не было. Однако это никоим образом не говорит о том, что изгнанник Фуше совсем не был в курсе происходившего. Был, еще как был! И имел об этом весьма профессиональное суждение. Оно до такой степени интересно, что его хотелось бы привести практически без сокращений. Вот что написал Фуше о заговоре Мале в своих «Мемуарах…»:

«Как Мале смог осуществить свой заговор, как смог стать хозяином в Париже?

Вы скажете, что не было никакого указа Сената, но уверены ли вы, что внутри Сената не существовало очага оппозиции, который мог действовать в зависимости от обстоятельств? Я настаиваю на факте, что среди ста тридцати сенаторов было по меньшей мере шестьдесят, находившихся под влиянием господина де Талейрана, господина де Семонвилля [14] Шарль-Луи де Сомонвилль – маркиз, роялист по взглядам. Один из организаторов возвращения на трон Людовика XVIII. После Реставрации стал пэром-хранителем печати. и под моим собственным, которые оказали бы содействие любой революции в целях самоспасения или для демонстрации своего согласия с этим тройным влиянием. Подобная каолиция не была ни невозможной, ни неосуществимой.

Эта возможность объясняет создание Временного правительства, в которое вошли господа Матьё де Монморанси [15] Матьё де Монморанси – герцог. В годы империи находился под полицейским надзором. Министр иностранных дел Франции в 1821–1822 годах. , Алексис де Ноай [16] Алексис де Ноай – граф, роялист, адъютант графа д'Артуа. В 1809 году был арестован, затем эмигрировал в Швейцарию. , генерал Моро, префект граф Фрошо и еще пятый человек, которого не назвали. Замечательно! Этим пятым человеком был господин де Талейран, а я должен был заменить отсутствующего генерала Моро, имя которого стояло в списке либо на всякий случай, либо для того, чтобы польстить армии.

Что касается Мале, ценного инструмента, то он должен был уступить командование в Париже Массене [17] Андре Массена – наполеоновский маршал. После поражения в Португалии был сослан Наполеоном командовать заштатным военным округом. , который, как и я, находился в отставке и немилости».

Потрясающее признание! Фуше обвиняет господина де Талейрана в покровительстве заговору, называет себя в числе возможных членов незаконного Временного правительства.

Далее Фуше анализирует причины поражения Мале и утверждает, что его погубила излишняя снисходительность:

«Вместо того чтобы тут же убить Савари, Гюлена и его двух помощников Дусэ и Лаборда, Мале счел возможным ограничиться их арестом без пролития крови. Это ему удалось в отношении представителей полиции, которая была дезорганизована, как только Савари позволил себя схватить и позорно препроводить в тюрьму. Но как только сопротивление Гюлена заставило Мале вытащить пистолеты, его нерешительность тут же его и погубила».

Своеобразная, но очень точная оценка! Нерешительность – это удел посредственности. Она идет от слабости характера. Очевидно, что сам Фуше в подобных обстоятельствах действовал бы по-другому.

А теперь ознакомимся с главным выводом Фуше относительно того, был ли Мале безумным одиночкой:

«Легкость, с которой был осуществлен захват власти, является признаком того, что это не было неожиданностью. Все было готово в Ратуше для начала работы Временного правительства. Бледный и дрожащий архиканцлер ждал, что его придут убить или отправить в тюрьму, как Савари. Что касается народа, то он не сделал ничего для успеха предприятия, сначала покрытого сумраком ночи, но потом он последовал бы за победителями в силу инерции, всегда вредной для слабых правительств».